Йогиня. Моя жизнь в 23 позах йоги - Клер Дедерер

Тут все мои дурные предчувствия рассеялись. Злая фея у колыбели Спящей Красавицы насылала проклятия. Я же ощущала себя предвестником добра — не только для этой маленькой семьи, но и для себя. Мне тогда почему-то показалось, что в этом ребенке есть частичка меня. Как будто я саму себя держала на руках, как будто я была ребенком, родившимся у Стэна и Мими, и это меня ждет прекрасная жизнь в маленьком красивом доме-корабле с чудесными родителями, которые любили друг друга так сильно, что никогда, никогда бы не расстались.

1976 ГОД

Ларри купил парусную лодку и назвал ее «Навитка» («да» на языке индейцев чинуки). В нашей жизни установился новый распорядок. Школьные годы мы провели в Сиэтле, а летом жили на лодке. Август проводили с отцом, ходили в походы. Мы с Дейвом спали на носу. Над нашими кроватями висели маленькие гамачки со всеми вещами, чтобы те не разлетелись повсюду. В сетчатом гамаке лежали мои комиксы про Арчи, тряпичные куклы, детские книжки, лупа. Мы валялись на наших койках и обменивались вспухшими комиксами про Ричи Рича. На лодке всё промокало.

Мы с братом много ходили на вечеринки. Точнее, нас затаскивали туда наша мама — примерная домохозяйка, ступившая на скользкую дорожку, — и Ларри. Но даже мы, которых трудно было удивить вечеринками, сразу поняли, что эта будет особенной. Во-первых, у нее было название, как у книжки: Картофельная вечеринка Спайка Африки.

Спайк Африка был устроителем праздника. Теперь, будучи уже взрослой, я понимаю, как глупо называть себя Спайком Африкой, но тогда это имя казалось мне самым крутым на свете. Спайк Африка в яхтенной тусовке был легендой, одним из тех парней, везде побывавших и всё повидавших, которые в теории кажутся просто невероятными, но при знакомстве оказываются занудами. К тому времени я уже многих таких повстречала, в гаванях с никому не известными названиями и на пьяных вечеринках в маринах. Они считали личным оскорблением, если ты отказывалась слушать их бесконечные байки, уткнувшись в комиксы.

Только вот Спайк был далеко не занудой. Когда мы приехали на вечеринку, кто-то взял меня за руку и отвел на берег, где на пристани у озера Вашингтон сидел старик. Меня представили ему, как на королевской аудиенции. На нем была шапка греческого рыбака, а из-под нее выглядывали такие глаза, о которых я часто читала в книгах, но никогда не видела в жизни: в них искорки плясали.

Без шуток. Эти глаза смотрели прямо на меня так, как никогда не смотрят глаза взрослых, а когда старик сказал, что рад, что я пришла, и разрешил мне есть всё, что я захочу, я ему поверила.

Потом я пошла в дом с сияющими желтыми окнами, где дым стоял коромыслом. На плите булькали кастрюли, и женщины с длинными волосами занимались бесконечным приготовлением картофельного пюре, всё новых и новых порций. Они варили, сливали воду, мяли; варили, сливали воду, мяли. Мужчина с усами растолкал толпящихся на кухне и открыл дверцу духовки, где пекся картофель, размягчаясь в кожуре и поджидая, как сиротки в детском доме, какие же клубни выберут первыми.

Рядом, в гостиной, накренившись, стояла электрическая фритюрница. Я помню, что она балансировала поверх какого-то металлического шкафчика, хотя наверняка моя память приукрасила ситуацию, представив фритюрницу более устойчивой, чем было на самом деле, хоть и всё равно пошатывающейся. Веселые парень с девушкой делали картофельные чипсы. Парень резал картошку картофелечисткой. Картошка была со шкуркой. Девушка бросала ломтики в кипящее масло, вынимала их ложкой с дырочками и обсушивала на бумажных полотенцах. Я подошла ближе и стала смотреть.

Парень с девушкой улыбнулись мне и подозвали к столу. Кто-то должен попробовать, сказали они. Парень вручил мне солонку. Я посолила чипсы и, немного стесняясь, отведала идеальное сочетание влажного горячего жира и сухого крахмалистого картофеля. Соль осталась на губах. Меня вдруг осенило: картофельные чипсы делают из картошки! Вот они, чипсы, их составные части все по отдельности. Картошка, масло, соль. Это было похоже на волшебство — мысль о том, что из таких скромных банальных продуктов получается самая божественная еда. Те чипсы были самым вкусным блюдом, что я пробовала в жизни, серьезно.

Потом у взрослых кончилась картошка, и меня послали накопать еще. Я порылась на грядке за домом, набрала небольшую пригоршню и отнесла в дом. Вымыла клубни, и они снова стали жарить, а я есть — и так повторялось снова и снова. Я копала и мыла, они жарили, я ела.

Вскоре меня отыскал брат и присоединился к процессу.

У нас с Дейвом в детстве были одни сплошные приключения, что со стороны могло показаться китайской пыткой, да так и было иногда. Мы видели перед собой неограниченное число возможностей: новые родители, новые дома, новые приключения. Новые вечеринки. К сожалению, детям обычно нужно совсем другое. К счастью, у меня был Дейв, а у него — я. И иногда полное приключений детство дарило нам такие вот прекрасные минуты: соль и масло на губах и загадочный запах воды вокруг.

Всего через пару месяцев Лиза начала ходить в йога-студию, которую я старательно избегала. Потому что боялась. У этой студии была репутация самой серьезной в городе; ее владельцы учились с Дэвидом Лайфом и Шэннон Гэннон в нью-йоркской студии дживамукти, где сложная физическая практика сопровождалась мантрами и строгим этическим кодексом. Слово «дживамукти» означает «освобождение за одну жизнь», а в новой студии Лизы, по слухам, эту глуповатую мистику воспринимали всерьез.

Фрэн уехала в отпуск в Италию, и я пообещала Лизе наведаться в студию дживамукти. Лиза согласилась посидеть с Люси. Я вошла в студию со смешанными чувствами. На первый взгляд там не было ничего страшного. Дизайнером интерьеров у них, видимо, поработала Эния. Очень много восточных штучек и фиолетового. Алтари. Интерьер был почти стереотипно эзотерическим, и я уж приготовилась встретиться с пышнотелыми дамами, которые стали бы обучать нас любить себя.

Вместо этого я столкнулась с толпой инструкторов и учеников, которые почти пугали своей стройностью. У всех были интересные прически. У женщин — лиловое мелирование и дреды; у мужчин — длинные блестящие прямые волосы, как у моделей с рекламы шампуня в 1970-е. Все они занимались йогой так, будто последние три года провели в Индии или с личным тренером Мадонны.

Инструкторша, жилистая женщина с волосами до талии и темно-фиолетовой помадой, запела открывающую мантру, которую я очень старалась петь со всеми. Периодически там повторялся припев «ом шанти шанти шанти ом» — вот тут я и встревала. Пение продолжалось долго, не меньше десяти минут, а потом наконец мы приступили к асанам. Они быстро сменяли друг друга и выполнялись без перерыва. Впоследствии я узнала, что это называется «виньяса». Но тогда это казалось безумием. Все ученики с гладкими волосами двигались плавно и быстро, как маховички, смазанные перед самым занятием.

Сочетание духовной серьезности и исключительного физического мастерства создавало странную атмосферу в студии. Мне казалось, что я попала в фантастический сериал, где ученые выводят новую породу людей, которым предстоит эволюционировать и обучить остальное человечество слову божьему путем санскритских песнопений и балансов на руках.