Русская рулетка. Немецкие деньги для русской революции - Герхард Шиссер

Трюк, кажется, хорошо подготовлен в компетентных инстанциях Министерства иностранных дел и его зарубежных представительствах, дела идут по плану. Уже 17 апреля, через день после прибытия Ленина в Петроград, в сообщении Генерального штаба армии, переданном Верховному командованию сухопутных войск, говорится: «Въезд Ленина в Россию удался. Он действует как нельзя лучше».

Ленин проявляет себя для немцев как «правильный выбор». Как своего рода подтверждение выбора они видят уже 31 декабря 1917 г., всего через два месяца после Октябрьской революции и захвата власти большевиками, что Ленин официально предоставляет первой «апельсиновой корке» — Финляндии — национальную самостоятельность.

Это, однако, ни в коей мере не следует воспринимать как благодарность революционеров за уже полученные миллионы и как уступку немцам в расчете на дальнейшие денежные суммы. Правда, Ленин, хитрый революционер, прошедший сквозь огонь и воду, принимает германские деньги, но он, уже находясь у власти, естественно, будет проводить свою собственную политику.

Поэтому отказ от Финляндии означает скорее проявление новой политики по восстановлению национального суверенитета отдельных народов. Этот первый внешнеполитический шаг выражает основной принцип будущей национальной политики большевиков: они хотят возвратить народам и национальным меньшинствам многонациональной России, угнетавшимся великорусской империалистической политикой экспансии, их национальную самостоятельность, чтобы одновременно предложить им свободное присоединение или же вступление на добровольной основе в более крупный союз народов, который предстоит создать позднее.

После смерти Ленина и в последующие годы Сталин отбрасывает именно эту концепцию. Он превращает прежнюю царскую «тюрьму народов» в единый гигантский ГУЛАГ, в котором перемещаются туда-сюда, частично или полностью уничтожаются целые группы народов. Так прямая противоположность союзной политики, первоначально задуманной на основе добровольности, превращается в ее ужасное извращение.

Если Ленин в самом конце своей жизни еще указывает на то, что в отношениях с исламскими и тюркскими народами на юге необходимо действовать особенно заботливо и терпеливо и уважать их религию и традиции, то Сталин именно с этими народами обращается особенно жестоко.

С германской стороны «апельсиновая корка» Финляндия продолжает «инсургироваться» и — естественно, по совсем иным мотивам, чем у Ленина, — подготавливаться к ее «очищению» с ядра российской территории. Опять при помощи миллионов, которые текут для подкупа таких высокопоставленных финских политиков, как статский советник Хьельдт, или для подготовки таких воинских частей, как финский «егерский батальон», в секретном лагере Локштедт в Шлезвиг-Гольштейне.

В 1918 г., хотя и с колебаниями, германские войска направляются даже на финское побережье. Но тут уже речь идет о поддержке «белых», национальных и националистических сил Финляндии, против финской революционной Красной Гвардии, которая, со своей стороны, поддерживается Петроградом. Практически немцы иногда платят вдвойне: финским «белым» против «красных», со своей стороны, поддерживаемых из большой кассы в Петрограде, куда продолжают течь в больших количествах германские деньги.

«Революционизация» и «инсургенизация» все в большей мере переплетаются друг с другом в этом политическом покере от Полярного круга до далекого Юга, до персидских пограничных пустынь.

Как и в Финляндии, инсургенизация идет «в центре», на Украине. Немцы создают добровольные украинские воинские подразделения, состоящие из российских военнопленных, части инфильтрации и пропаганды, которые должны разложить российскую армию. Инсургенизация идет и на юге, в Грузии, на Кавказе.

Конечно, нигде нельзя точно предсказать, какое участие, какая помощь действительно оправдают себя. Всюду в равной мере манят выгоды и подстерегают потери. Германская политика в отношении России становится азартной игрой, в полном смысле слова русской рулеткой.

Об этой неопределенности можно прочесть не только в многочисленных документах Министерства иностранных дел или Генерального штаба — Дойче Банк в 1995 г. тоже деликатно напоминает об этом обстоятельстве в одном юбилейном издании: «Дойче Банк принимал существенное участие в тех восточноевропейских усилиях Германии, которые были нацелены на распад Российской империи, он был в значительной мере представлен в промышленных и банковских консорциумах, которые создавались, чтобы реализовать жесткие экономические пункты Брест-Литовского мирного договора и экономически проникнуть в государства-наследники царской империи. Например, во вновь созданной Грузинской республике банк участвовал не только в планах по финансированию эксплуатации марганцевых месторождений и других местных полезных ископаемых, но и в создании Государственного банка, который должен был выпускать новую национальную валюту под названием «маркши», основанную на марке».

Иногда соотношение между отдельным миром, сепаратным миром, победным миром, политикой военных целей, политикой в отношении периферийных государств, стратегией инсургенизации и отделения, программой революционизации кажется запутанным. Но чиновники в Берлине — в Министерстве иностранных дел, в руководстве Рейха и Генеральном штабе — обозревают картину и твердо держат политические нити в руках. Их высшая цель — создать в России хаос, чтобы прийти к революции и затем к отдельному миру.

Фон Брокдорф-Ранцау рекомендует в одном предложении руководству Рейха «создать в России максимально возможный хаос» и особенно содействовать экстремистским элементам, «поскольку при этом выполняется основательная работа и достигается быстрый результат».

И на другой стороне, у держав Антанты, после Февральской революции и свержения царя возникают соображения о быстрейшей отправке назад на родину их «собственных» русских эмигрантов — в сущности, то же самое, что немцы делают со «своим» Лениным. Державы Антанты доставляют на место броненосцем «меньшевистского» революционного теоретика Плеханова и 40 его сторонников.

В это исторически столь краткое время идеи и события противоречат друг другу точно так же, как в краткосрочной перспективе дополняют друг друга или выглядят идентичными оппортунистические цели и методы, тактика и стратегия. Троцкий наглядно подытоживает это в своих мемуарах: Ленин пользуется кайзером, чтобы осуществить свою революцию в России, в качестве предпосылки для его мечты о мировой революции, а кайзер и Людендорф предоставляют ему эту возможность.

Даже при политической победе Ленина над российским режимом, желанной и для них, германские стратеги, естественно, пребывают в твердом убеждении, что большевики долго не продержатся. Когда-нибудь настанет великий час германской политики военных целей, считают они, — тогда будет достигнута окончательная победа, создан новый порядок и получены крупные военные трофеи.

С одной стороны, германские стратеги, конечно, осознают необходимость и срочность скорейшей «доставки» в Россию «главного революционера» Ленина, но они в то же время понимают и двойственный политический характер секретной акции. Людендорф признает в своих мемуарах: «Отправив Ленина в Россию, наше правительство приняло на себя и особую ответственность. В военном отношении поездка была оправданной, Россия должна была пасть. Но наше правительство должно было следить за тем, чтобы не пали и мы».

С этой точки зрения, Ленин стал фигурой мировой истории в известном смысле и в результате германской имперской политики.

ПРИЗНАНИЕ «ДЕНЕЖНОЙ ЖЕНЩИНЫ»

На полпути между Зимним дворцом, бывшей резиденцией