Все способные держать оружие - Андрей Лазарчук

Позиция была что надо. Главное — некуда отступать.

Авхадеева звали Гарри. Гарри Мамедович.

Мне показалось, что я полз вечность. Труба была шершавая, но вымазанная какой-то дрянью типа тавота или солидола — локти скользили. Если считать, что за каждое движение (как назвать квант ползанья?) я продвигался вперед сантиметров на двадцать, то длина трубы получилась сто шестьдесят метров. Но тросик к моей ноге был привязан стометровый, и я его так и не выбрал до конца.

Дважды мне пришлось перепиливать решетки — слава Богу, редкие, из двух перекрещивающихся прутьев. Мне уже казалось, что трубе не будет конца и что я так и подохну в ней, не доползши. И все же я дополз. Сначала возник запах: острый, колющий. Я надел защитные очки, натянул респиратор. Потом стали доноситься звуки. Потом повеяло холодом. Наконец появился свет.

— Прошу вас, княжна, — Иосиф придвинул стул, слегка поклонился. Княжна улыбнулась и села. Сели и мы. — Княжна, позвольте представить вам: Игорь Валинецкий, Вахтанг Петиашвили. Господа: княжна Дадешкелиани.

— Лучше просто Кето, — сказала княжна.

— О, не лишайте нас удовольствия называть вас княжной, — сказал я. — Поверьте, такое бывает не каждый день.

Наверное, я неприлично пялился на княжну: Иосиф поглядывал на меня неодобрительно. Но я просто не мог удержаться. О, как красива была княжна! Тревожно, я бы сказал — трагически красива. Бледное тонкое лицо, огромные темные глаза, нервный излом бровей. Тонкие пальцы, которым если что и держать, так гусиное перо.

Между тем в материалах по «Пятому марта» имелся словесный портрет девушки-снайпера, составленный одним из немногих, кто уцелел после встречи с ней. Двадцать лет, волосы темные, вьющиеся… Возможно, это она и есть. Иосиф сидел по левую руку от нее, прямой, как шпага. Я еще раз восхитился мастерством Якова: Иосиф полностью совпадал со своим, портретом. Единственное, чего Яков не мог уловить, был цвет волос: пегие, полуседые кудри Иосифа делали его значительно старше, чем он был на самом деле.

— В нашем распоряжении час, — сказал я. — На этот час мы можем гарантировать полную изоляцию данного помещения. Думаю, мы уложимся.

— Даже если и не уложимся, то сможем перенести разговор в другое место, — сказала княжна. — Не это главное. Как нам избавиться от взаимной подозрительности, я ничего не могу с собой поделать, но я не верю вам до конца…

— Согласитесь, что у нас больше оснований не верить вам, — сказал я.

— Да, больше, вы уже сказали свое слово здесь, в этом городе, а мы — мы должны молчать, пока — молчать… И даже более того: мы просим вас — остановиться… поверьте, ненадолго, на два-три дня…

— Так, — сказал я. — А вы понимаете, что сейчас наши подозрения — лучше скажем, недоверие — крепнет?

— Да, понимаю, да, и все же — я буду продолжать просить вас, клянусь — ведь только так мы сможем добиться цели, иначе — все обернется прахом.

— Тогда объясните, почему, — потребовал я.

— Иосиф, мы рискнем, да? — голос княжны стал тихий, почти бессильный. — Мы объясним, но только — прошу вас! — сначала вы ответьте на вопросы, на несколько вопросов…

— Не обещаю.

— Пожалуйста! Нам это очень важно — понять…

— Давайте попробуем.

— Мы ничего не слышали о вас — узнали из теленовостей. Значит, вы базируетесь не на грузинской земле — иначе такого не могло произойти. Тогда?..

— Наша база в Польше — где именно, я не могу сказать.

— Да, разумеется. И как давно вы существуете?

— Нынешний состав — год.

— Год… год… А мы уже четыре года. И, как я понимаю, здесь у вас — дебют, не так ли?

— Не совсем дебют… но крупная гастроль с афишами — первая.

— Как неудачно мы пересеклись! Или удачно?.. Иосиф, ты все молчишь — скажи хоть что-нибудь, мужчина!

Иосиф кивнул и что-то по-грузински сказал Вахтангу. Вахтанг ответил длинной фразой, улыбнулся и сделал жест руками: будто повертел перед глазами, осматривая с разных сторон, небольшой арбуз.

— Скажите, — обратился Иосиф ко мне, — вот вы поляк, базируетесь вы в Польше, тогда почему же — месть за Грузию?

— «За вашу и нашу свободу», — помните?

— И все же?

— Я поляк только наполовину — у меня мать грузинка. В нашей группе есть грузины и абхазы. Наконец, в Грузии пролилась слишком большая кровь, чтобы оставить без ответа…

— Да, — сказала княжна и замолчала, прикрыв глаза. — Я была там, — добавила она после паузы.

— Он тоже, — кивнул я на Вахтанга.

Теперь княжна обратилась к нему по-грузински, Вахтанг кивнул и нехотя, короткими фразами, стал что-то рассказывать. Голос у него был нормальный, может быть, чересчур ровный, и лицо хорошее, а что малоподвижное и невыразительное, так это — результат контузии… Мы накачали его так, что аббрутин только что из ушей не лился. Несколько часов он будет знать о себе, что он — боевик группы «666» и что он контужен под Телави.

— Все, кто командовал расправой, теперь здесь, — сказал я. — Приговоры вынесены, и я не в праве их отменить.

— У меня убили родителей, — сказала княжна, — мой брат умер в лагере, а о сестре я до сих пор ничего не знаю и надеюсь только, что она тоже умерла… И все равно я прошу вас — отложите возмездие. Не отмените, никто не говорит об отмене, но отложите. Потому что если вы произведете еще один взрыв, совещание перенесут в другое место, и все наши труды пропадут… и шанс будет упущен, единственный шанс…

О! Это было как раз то, что я ждал. Я откинулся на спинку стула и задумался.

Княжна достала из сумочки сигареты, Иосиф услужливо щелкнул зажигалкой. Об этом мы тоже позаботились: на портрете, который они получат, будет лицо, как две капли воды похожее на фоторобот с плаката «Разыскивается!», которым оклеен весь Краков. Дерзкое ограбление банка.

— Болит? — спросил я Иосифа. Он положил зажигалку в карман и поморщился.

— Ннэт, — тряхнул он пегой головой. — Ннэ болит. Врал, конечно: после того, как Крупицыны завернули ему руки, плечевые суставы должны болеть минимум неделю.

— Могу предложить тибетский бальзам, — продолжал я. — Снимает любую боль.

— Спасибо, — сказала княжна. — Иосиф сам — фармаколог.

— Как хотите, — пожал я плечами. — Вернемся к нашим баранам. Лишних вопросов я задавать вам не буду, скажу все сам, и если очень уж ошибусь — поправите.

Хорошо? Итак: вы намерены произвести покушение на кого-то из участников совещания. Вероятнее всего, на фон Вайля. Против этого возражений не имеем. Но вы просите нас приостановить на время нашу деятельность, лечь на дно — то есть рискнуть всем, что мы уже поставили на карту, потому что в гепо сидят не только глупые увальни, — для того, чтобы совещание состоялось и вы смогли произвести акцию. Но в таком случае, объясните мне, почему ликвидация политического деятеля для вас важнее, чем возмездие десятку палачей? Ну, не будет фон Вайля, так будет Шредер, уберете Шредера — будет Дорн. Какая вам разница?