Корвус Коракс  - Лев Гурский

Вилли Максович встал из-за стола, и мне показалось, что он вот-вот заденет головой потолок. Все-таки наши малогабаритки проектировались с расчетом на людей пониже. Глядя на гостя снизу вверх, я внезапно ощутил себя очень маленьким – не только из-за возраста или роста. В одной комнате со мной находилась сама История. Та, о которой я никогда прежде не догадывался…

– Ну ладно, к черту Жюль Верна с его фантастикой, – произнесла История самым будничным тоном. – Ты как хочешь, а я в сортир и спать. Иначе я совсем разозлюсь, выслушивая твои юные глупости. А в мои годы волноваться вредно. У меня давление и повышенная кислотность… Да и пожрать тут все равно уже не осталось…

По требованию Фишера я сыграл с ним в орлянку, определяя, кто где будет спать. Мне достались кушетка и одеяло, Вилли Максовичу – длинный гостевой диван и спальник, которые я ему и так обещал заранее. Тем не менее старик был доволен, что выиграл честно.

Я завел будильник и понадеялся продрыхнуть до восьми. Но когда очнулся от сна, рассветное небо за окном было еще бледным. Стрелки показывали половину шестого. Пару секунд я тупо глядел на циферблат, соображая, почему будильник сработал с таким опережением. А затем до меня дошло: проснулся я не от звона.

Разбудило меня, оказывается, громкое металлическое клацанье. Это мой гость, сидя у стола, сердито скрежетал зубными коронками. На столе перед собой он разложил по порядку все выпуски «Фишера», с самого первого по двадцатый, и теперь сосредоточенно делал какие-то пометки огрызком карандаша на бумажном клочке.

– Доброе утро, – сонно пробормотал я. – А чего вы там пишете?

– Так, кое-что фиксирую на память, – нехорошим голосом ответил Фишер. – Никогда раньше не интересовался комиксами, а зря. Надо вспомнить всех поименно, кто их делал, – издателей, редакторов, текстовиков, художников. А там уж попозже я решу, кому из них первым отрывать голову… Иннокентий, скажи мне, ты правда всё это в детстве читал? И ты верил, что я выкрал Скорцени и спас конференцию в Тегеране? И при этом каждые пять минут трепался о любви к Родине? Ну не гады? Не-ет, они за все расплатятся…

От этих слов я проснулся окончательно и живо, в деталях, представил себе, как высокий мститель в черном плаще бурей врывается в офис «Русского Марвела», сея вокруг смерть и разрушения. И – очень-очень осторожно – предложил старику:

– Может, не стоит сразу отрывать головы? Есть, в конце концов, более цивилизованные способы мщения. Пусть они лучше расплатятся деньгами. Вы же пострадавшая сторона, отсудите у них без проблем кучу бабок. Хотите – я сам помогу с иском, у нашей инспекции большая практика… Ох, ешкин кот! Мое служебное удостоверение!

– А что с ним? – насторожился Фишер. – Ты его где-то потерял?

– Хуже. – Я покачал головой. – Его вчера унес этот, главный, ну начальник у Горна и остальных, которые были в масках. Теперь придется оформлять документы заново, а это такой геморрой…

– Погоди-погоди! – Вилли Максович одним движением отшвырнул комиксы, схватил меня за руку и рывком поднял с дивана. – Ты хочешь сказать, что они знают, как тебя зовут и где ты служишь? И ты мне только сейчас об этом говоришь? Так беззаботно?

– А чего дергаться? – удивился я. – Пусть даже знают, и что с того? Они же не явятся запросто ко мне на службу. А если наберутся наглости и явятся, их оттуда выпрут в три секунды. Мы – не склад утильсырья, мы – федеральное ведомство. Никто в здравом уме не станет давать мой адрес черт знает кому.

– Иннокентий, ты бестолочь! – припечатал старик. – Я ведь тебе вчера ясно сказал: они, скорее всего, не простые гопники. Что, по-твоему, это значит? Да то, что у них какая-то высокая крыша – даже повыше, чем полицейская. Если б ты знал, сколько в нашей стране бумаги – картотек, каталогов, списков, папок! Твой адрес есть и там и сям, и добыть его, при известной сноровке, – плевое дело. Штанов не успеешь надеть, как за тобой придут…

– И что мне, по-вашему, теперь делать?

Кажется, старик добился своего: я слегка занервничал. К Фишеру же, наоборот, вернулся вчерашний боевой настрой. Он по-молодецки расправил плечи, встряхнулся и даже как будто разом скинул десяток лет. Словно близкая опасность повернула в нем ключик и подкрутила стальную пружинку. Точь-в-точь как у заводного пароходика из моего детства. Всякий раз, когда я запускал его в ванне, он целеустремленно мчался от стенки к стенке прямым и верным курсом. И даже когда переворачивался, двигался все равно.

– Что тебе делать? Слушать меня! – Вилли Максович глянул на свой хронометр, потом на мой будильник. – Та-ак, сколько у нас еще времени? Мы оставили тех троих в десять тридцать вечера. На то, чтобы они полностью очухались, распутались и вернулись к себе, дадим часа четыре. Еще часа два накинем на неразбериху и раздолбайство – без них у нас ничего не обходится. Их главный будет на них орать, искать крайних, а это тоже займет время. Пока они там рассчитаются на первый-второй, пока соберут сведения, пока приедут сюда… В общем, у тебя есть в запасе часа два, а потом надо отсюда валить и залегать на дно… Эй, я к тебе обращаюсь! Иннокентий, ты меня слышишь?

Фишер хлопнул в ладоши прямо перед моим носом. Я отшатнулся.

– Слава те господи! А то я уж боялся, что ты от переживаний впал в ступор. Ты кататонией не страдаешь, нет? И в семье не страдал никто? Вот и чудненько. Стать бессловесным бревном – это хуже смерти. Когда меня при Брежневе гноили в дурке, у нас в палате лежал один такой, бывший дирижер оркестра. Так вот он страдал непереносимостью Лакримозы. Услышит случайно хоть несколько тактов Реквиема Моцарта или, на худой конец, Верди – и всё, цепенеет в любой позе, пока ему кто-нибудь, по доброте душевной, не насвистит в ухо «Ландыши». И вот однажды во время посещений… Хотя ладно, об этом расскажу тебе попозже. А пока, Иннокентий, не стой столбом, давай шевелись, крутись. И заодно думай о том, где тебе отсидеться. Помни: на дачу нельзя, к родным и к близким друзьям тоже, к даме сердца тем более… На работе о ней не знают, нет? Уже плюс, но лучше не рисковать. У тебя есть запасные убежища? Ты хоть раз в жизни по-настоящему скрывался?

Я неуверенно пожал плечами: последний раз я скрывался от нашего физрука, который хотел выковать из меня защитника чести школы. А я был уверен, что нельзя защитить то, чего нет.

– Ты как представляешь себе переход на нелегальное положение? Стоп! Замри! Комиксы не в счет! Ну, теперь отвечай!

– Вообще никак не представляю, – сознался я.

Мои познания на эту тему и впрямь ограничивались комиксами. Но они сейчас вряд ли бы мне помогли. У того же Штирлица в каждом городе была конспиративная квартира и свои люди на голубятне.

– Младенец! – фыркнул старик. – Он не представляет! Ему двадцать пять, и он не позаботился об отходе. Иннокентий, ты намекаешь, что из твоей квартиры нет прямого выхода на чердак? У тебя же последний этаж – это ведь такой стратегический плюс… Что, и веревочной лестницы в шкафу у тебя нет? И парашюта на антресолях? И паспорта на чужое имя? Правда нет? Жуть! Что за поколение? Более беспечной молодежи мне в жизни не встречалось!