Откровения пилота люфтваффе. Немецкая эскадрилья на Западном фронте. 1939-1945 - Гюнтер Бломертц

Стрелок в орудийной башне убит и, окровавленный, висит на ремнях. Его замолкший, безжизненный четырехствольный пулемет наклонился вниз. Больше в прицеле врагов не видно. Может, они все погибли… Все, кроме пилота, отчаянно державшего машину в воздухе.

Огромная металлическая коробка несет на высоте восемь тел! Я больше не хочу стрелять в мертвых и перестаю давить на гашетку. Мои орудия умолкают.

Что мне теперь делать?

Я беспомощно держусь позади бомбардировщика, но в орудийной башне что-то вдруг шевелится. Человек, которого я посчитал убитым, поднимает руку и смотрит на меня. Один из его товарищей пытается вытащить беднягу из путаницы ремней и тоже в ужасе смотрит на мою кабину. «Спокойно, спокойно, старина, – думаю я. – Вытаскивай своего друга. Ему не надо смотреть на мои грозные орудия. Я не буду стрелять в тебя».

Но сейчас один из них снова наводит на меня пулемет.

– Убери свои руки, идиот! – ору я.

Но парень впереди не может этого услышать, а я быстрее его. Нажимаю одним пальцем на гашетку, и орудийная башня бомбардировщика сотрясается. Куски металла летят в стороны, стучат по моей машине. Затем могучий пулемет отрывается и падает внутрь фюзеляжа.

Теперь сквозь пробоину в корпусе самолета я могу заглянуть в кабину пилота. Тот все еще сидит в своем бронированном кресле и не отдает приказ экипажу прыгать. Вне всяких сомнений, он думает о раненом. А я думаю о тысячах человеческих существ, лежащих среди горящих развалин наших городов, и знаю, что этот бомбардировщик снова вернется со своим смертоносным грузом.

Я сжимаю зубы и вонзаю стальные очереди в беззащитный летающий гроб до тех пор, пока его нос не ныряет вперед и не направляется к земле.

Должно быть, это длилось полминуты, но для меня прошла целая вечность, из которой теперь мне удалось вырваться. Бомбардировщики были уже далеко впереди, а истребители, свои и чужие, закладывали вокруг меня виражи и делали петли. Зеленые и красные следы трассирующих пуль, перекрестный огонь, пулеметные очереди. Тут и там горящие или дымящиеся самолеты выходили из боя, падая вниз. Каким-то чудом меня до сих пор не сбили. Но, посмотрев в сторону, я увидел объяснение этого чуда.

Вернер летел рядом со мной, он присматривал за мной.

– Давай атакуем еще один «Боинг», – предложил он.

Я увеличил скорость. На этот раз Вернер остался в километре сзади на второй позиции.

– Ахтунг! – крикнул он. – Лети прямо вперед! У тебя на хвосте томми. Он у меня на прицеле.

В такие моменты нужно иметь стальные нервы. Вражеский истребитель, который, скорее всего, не видел Вернера, летел между нами. Сидя у меня на хвосте, неприятель уже взял мой самолет на прицел, а я должен был спокойно оставаться у него на мушке, чтобы мой друг мог тщательно прицелиться!

Англичанин подлетал ко мне все ближе. Через несколько секунд он откроет огонь. «Ты больше не один из нас», – сказал Вернер. Эта мысль стремительно пронеслась у меня в голове. Если он дьявол, то позволит англичанину выстрелить в меня. «Ты больше не один из нас!»

Неприятель приблизился на четыреста метров. Вернер просил слишком много. Нет, он не мог быть дьяволом, но заклинивание орудия или нетвердая рука могли все погубить. Мои нервы были напряжены до предела. Разве они не разлетятся в клочья через несколько мгновений?

Я резко повернул штурвал, и в эту секунду англичанина настигла очередь Вернера.

Приземлившись и выбравшись из кабин, мы посмотрели друг на друга.

– Спасибо, – сказал Вернер.

– Поздравляю вас, господа! – крикнул издалека Хинтершаллерс. – Не мешал ли вам на взлете ветер?

Мы улыбнулись.

В последние дни ноября на вересковых пустошах на севере Германии лежал густой туман. А когда погода немного улучшалась, мы могли видеть в небе бесчисленные белые полосы – знаки господства в воздухе, оставленные постоянно пролетавшими эскадрильями союзников.

В диспетчерской комнате стояла тишина. Все ждали, когда заговорит генерал истребительной авиации, который сидел среди нас на деревянной скамье. Казалось, со времени своего последнего визита он сильно постарел, хотя ему было всего около тридцати. Как всегда, из-под усиков генерала торчала зажатая в зубах сигара. Мы любили его. Он был из наших! Выдвинулся из простых пилотов, получил высшую награду и стал самым молодым генералом люфтваффе. Его смелости, опыту и разумности не было пределов, но в высших командных кругах его советы выслушивали, а потом им не следовали. Выпускайте истребители, как можно больше истребителей, говорил он, но это никогда не делалось. И теперь, когда вражеские бомбардировщики тысячами спокойно летали над нашей страной и превращали города в развалины, генерала назначили ответственным за воздушную оборону рейха. Но теперь, конечно, от него требовали невозможного.

Подперев голову рукой, генерал мрачно смотрел перед собой. Наконец он поднял глаза.

– Да, ребята, я просто не знаю, что делать. Мое влияние наверху сейчас почти ничего не значит, и скоро я уйду. – Всегда изъяснявшийся лаконично и ясно, генерал потер лоб и подбородок. – Что еще? Ах да, Георг, подойди сюда!

Когда молодой пилот приблизился, он продолжил:

– Тебя переводят на испытательную станцию самолетов с турбинными двигателями. Я читал твое назначение, поэтому ты не можешь лететь и сражаться со своим Джонни. Рейхсмаршал не позволяет сводить личные счеты в воздухе.

Георг окаменел. Ему очень не хотелось переводиться. Это был вопрос чести «аббевилльских ребят». Меньше недели назад Георг услышал, что лучший британский летчик-истребитель вызвал его, пилота, одержавшего двухтысячную победу эскадрильи, на бой «один на один».

Статья из английской газеты с вражеской пропагандой попала в руки Георга, и он прочитал ее собственными глазами: «Британский ас вызывает германского аса». Ответ на это, конечно, мог быть только один. (Перед этим Георг не ответил на переданный по радио вызов командира английского авиакрыла, имевшего на своем счету тридцать пять побед, видимо не желая испытывать судьбу.)

Нет, Георг не испугался. Он хотел вылететь прямо сейчас.

– Итак? – спросил генерал и замолчал в ожидании.

– Я должен сразиться с Джонни! – отважно ответил молодой пилот. Он назвал англичанина по имени, а когда Георг так называл людей, его слова предназначались друзьям. Джонни по ту сторону фронта, возможно, и был другом, с тех пор как сделал вызов, – достойным другом и противником, своеобразным олицетворением рыцарства и чести.

Наш генерал резко взглянул на молодого пилота и спросил:

– Ты не желаешь переводиться?

– Нет! – ровным, твердым голосом ответил тот.

Тогда генерал вскочил на ноги и крикнул на Георга:

– Ты должен подчиняться приказам!