Два выстрела во втором антракте - Андрей Гончаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ведь Романов мне говорил, что с этим Емельяном дело нечисто! – воскликнул Ваня. – Что его за границей никто не видел!
– А Емельян это затруднение разъяснил, – сказала Настя. – Сказал, что ему еще в Берлине ищейки полицейские на хвост сели. И он, чтобы скрыться, внешность сменил и документы тоже.
– И какие же цели этот Емельян Романову подсказал? – спросил Ваня. – Наверно, кого-то из министров?
– Ну да, вроде того, – сказала Настя, вновь принимаясь за уборку. – Я всех не помню. Один – какой-то главноуправляющий… или главносчитающий… в общем, землей ведает. Следит, чтобы вся у помещиков осталась, крестьянам ни в коем случае ничего не перепало.
– А фамилия его, случайно, не Кривошеин?
– Точно, Кривошеин! Ну, вот я и убралась, теперь не стыдно мужа встретить. А может, и с гостем, – сказал Настя, убирая ведро. – Может, и товарищ Емельян опять придет.
– Выходит, они вдвоем на акцию пойдут? А остальные что же? – допытывался Ваня.
– Не хочет он никого из организации брать, – объяснила Настя. – «Предатель у нас завелся, – говорит. – Может все дело провалить». Хочет взять только Емельяна – а еще тебя. Тебе он доверяет.
– Значит, говорит, предатель завелся… – повторил Ваня вслед за ней. Видимо, в этот момент он на какую-то долю секунды утратил контроль за своим лицом, и оно выразило что-то такое, чего выражать ни в коем случае не следовало. Поняв свою ошибку, он снова придал лицу прежнее простодушное, слегка озабоченное выражение; но было поздно. Настя так и впилась глазами в его лицо.
– А чего это ты так сказал, Ванечка? – спросила она ласково. – Насчет предателя – чего это ты выразил? Чего подумал?
– Я? – Ваня постарался изобразить крайнюю степень изумления. – Ничего я не думал!
– Думал, думал! – сказала женщина протяжно; пропела, а не сказала. Все так же, не отрывая глаз от лица Вани, она придвинулась ближе к нему, встала почти вплотную.
– Я забыла совсем, что ты у нас навроде гадалки, – продолжала хозяйка. – Сквозь землю видишь, тайны разгадываешь. Ну, и какую такую тайну ты про нас загадал? Что вызнал? Ты ведь не случайно сегодня пришел, правда, Ваня? Не случайно?
– Ну да… то есть нет… – забормотал он. Но уже видел по ее глазам, что она обо всем догадалась, что он разоблачен. И тогда, не в силах больше врать и оправдываться – да и с чего? – он выпалил:
– Да, догадался! Я тогда на собрании все сразу понял, как только ты говорить начала! Это ты всех сдаешь! Начала с маленького такого рыжего мужичка, Николаем его звали, он тебе почему-то лично неприятен был; потом еще одного, потом сразу двоих… Всего восемь человек на твоей совести. И мечтаешь ты только об одном: чтобы твой Всеволод бросил все эти революционные глупости и зажили вы тихо и счастливо. Тебе ведь в полиции это обещали, верно? Что заживете мирно и счастливо?
– Да, это! – улыбаясь, произнесла ему прямо в лицо Настя. Никакого испуга в ее лице не было; наоборот, светилось какое-то торжество; она не говорила, а словно выпевала слова. – Прощение для Севы обещали, полное прощение. И деньги – столько, что на домик хватит, да еще с обстановкой! А вы что мне можете обещать со своей революцией? Сколько я с Севой живу, только и слышу: «грядущее избавление», «будущее общество»… Ну, и что проку мне от этого грядущего общества? Или моему ребенку? А мне сейчас счастья хочется, понимаешь ты?!
– Это я как раз понимаю, – заверил ее Ваня. – Я только одного не могу понять: как же ты сейчас, с такими твоими планами, отпускаешь мужа на эту акцию? Ведь это убийство! За него никакого прощения не будет, за него виселица положена!
– Вот тут ты ошибаешься, Ванечка! – пропела Настя. – Все совсем наоборот обстоит! Я ведь почему на все эти бомбы-револьверы у нас в доме спокойно смотрю? Потому что на это команда дана! С самого верха!
– С какого верха? Ты же говорила, что твоему мужу эту мысль Емельян Пугачев подсказал!
– Верно, Ванечка, Емельян. А кто таков этот Емельян, знаешь? Думаешь, такой же малахольный подпольщик, как наши максималисты? Нет, тут другое. Я, когда в последний раз на Александровскую улицу ходила, в управление, там его и встретила!
– Кого? – не понял Ваня.
– Да Емельяна! Он у господина капитана в кабинете сидел, и они разговаривали – прямо как друзья. Я, как увидела, не знала, что и думать. А господин капитан меня успокоили. Говорят: «Ты, Анастасия, не бойся. Этот господин, которого ты знаешь под именем Емельян, – наш человек. Причем лицо весьма значительное. Так что ты его деятельности препятствовать не должна. Вот выполнят они свое задание – и тогда все твои тревоги закончатся». Вот оно как, Ванечка!
– Выходит, Емельян – вовсе не подпольщик… – размышлял вслух Ваня. – Хотя и верно, чего удивляться, Углов ведь говорил…
– Какой Углов? – насторожилась Настя. – Еще один из ваших «товарищей»? Хотя черт с ним. Я ведь тебе почему все открыла? Потому что показать хотела, что я тебя не боюсь вот нисколечко!
И она, сложив пальцы, отмерила крошечный кусочек ногтя – показала, как мало боится.
– А решишь Севе сказать – я найду, чем тебе рот закрыть, – пригрозила она. – Ничего у тебя не выйдет. Попробуешь – самому хуже будет!
– Да не собирался я ничего говорить! – воскликнул Ваня. – За ребенка твоего боялся, его жалко было. Это ты сама все начала! Ты…
Он остановился на полуслове – слышно было, как стукнула входная дверь. Затем послышался глуховатый голос Всеволода:
– Ого, а у нас гости? Кто это там?
И в следующую минуту Романов появился в дверях кухни.
– А, Ваня! – обрадованно сказал он. – Легок на помине! Я тут как раз к тебе идти собирался. Ты мне для одного важного дела нужен. Мне…
Тут он вдруг запнулся и внимательнее посмотрел на взволнованное лицо Вани и раскрасневшееся – своей жены. Какое-то неясное подозрение, как видно, родилось в его голове. Если бы в тот момент Ваня нашел нужные слова, чтобы это подозрение рассеять, то все бы, возможно, обошлось. Но ему, как нарочно, ни одно подходящее слово в голову не приходило. Ну ни одно!
Между тем Настя истолковала молчание «гадалки» по-своему. Она, видимо, решила, что Ваня собрался-таки разоблачить ее перед мужем и просто не знает, как начать. И тогда она сама решила сделать первый ход, сыграть на опережение.
– Нельзя тебе, Сева, его для дела использовать, – заявила она. – Подвести может. Потому как у него совсем другое на уме.
– Другое? Ты о чем? – спросил Романов.
– Да о том же, о том! Ты, я вижу, и сам обо всем догадался! – заявила Настя. – Подвел тебя приезжий друг, ох как подвел! Видать, он там, в Киеве, по бабам изголодался! Никакая ему, заморышу, не давала! Так он не посмотрел на мой живот, не помешал он ему – приставать ко мне начал! Я уж и не знала, как отбиться!
– Вот ты, значит, как! – вскричал Романов, надвигаясь на Ваню. – Вон какие у тебя особые таланты! А я смотрю – что это рожа у тебя какая-то смущенная, словно рубль украл? А ты вон чего! Да я тебя…