Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности - Василий Звягинцев

— Здесь пока расстанемся, — сказал Павел. — Моя легенда требует поселиться со всей возможной роскошью в пристанище, названном любезным мистером Роулзом «Добрая Надежда». Мы и без него знали, что это самый лучший в городе отель, но теперь просто неудобно было бы демонстративно отклонить столь явный намек. Он заодно мне сказал, что ввиду резкого увеличения числа приезжих где-либо еще устроиться будет трудно. И я, вы знаете, ему поверил. Осталось, чтобы он поверил нам. То, о чем вы сказали, Павел Карлович, может означать, что коллега имеет на вас определенные виды. Вербовка в агенты британской колониальной полиции или иные действующие здесь спецслужбы не исключается. И вы, безусловно, пойдете ему навстречу настолько далеко, насколько позволит сумма предложенного вознаграждения. Бесплатно работают только из патриотизма, а какой из вас, немца, патриот туманного Альбиона?

— Такой же, как и России…

— Именно. Значит, я еду устраиваться в «Добрую Надежду», а вы поищите уютный домик неподалеку, в пределах версты от данного места, хозяева которого согласятся сдать одну или две комнаты холостым, состоятельным и непьющим молодым людям вроде вас… Хозяева, в свою очередь, должны быть также людьми положительными, не слишком пожилыми, мечтающими заработать неплохие деньги…

— Ну, вы уж больно жесткие условия ставите, Павел Васильевич, — скривился Эльснер.

— Вы, надеюсь, еще помните, что мы не на курорт Биарриц приехали? — прищурился жандарм. — В разведке простых заданий не бывает. Так что примите к сведению и исполняйте. За ценой, в пределах разумного, не стойте.

Кирсанов посмотрел на ручной хронометр, достаточно редкую вещь здесь, где в ходу по преимуществу карманные часы.

— Где-то около шестнадцати свяжемся, если не возникнет экстренной необходимости… Действуйте, господа.

Изобразил рукой жест, могущий означать как прощание, так и многое другое, и твердым шагом направился к стоянке наемных экипажей.

— А хорош, черт возьми! — с восхищением и долей зависти тихо сказал Давыдов. — Не понимаю, почему в старое время жандармов не любил.

— Потому, что хорошие — не попадались, — рассудительно ответил Эльснер.

Кирсанов, отныне господин Питер Сэйпир, доехал до трехэтажного, выстроенного в подлинно колониальном стиле отеля на склоне Столовой горы. Отгороженный от вымощенной брусчаткой улицы фигурной металлической решеткой, тот стоял посередине зеленой лужайки, окруженной настоящими канадскими кленами, с зелеными сверху и красными с изнанки листьями. Невидимый от ворот, где-то неподалеку шумел фонтан. В тени деревьев на достаточном расстоянии друг от друга были расставлены садовые скамейки.

Увиденное Кирсанову понравилось. Сразу чувствуется сила и незыблемость британских традиций. Такие же точно уголки уюта и отдохновения можно увидеть в любом более-менее приличном городе необъятной империи: в самом Лондоне, Бомбее, Калькутте, Веллингтоне, Сиднее или Каире. Вряд ли сразу и сообразишь, где именно находишься, если не окажется поблизости характерного вида туземцев. Особенно когда войдешь внутрь через окованные медью вращающиеся двери.

Проезжая по широким улицам города в открытом фаэтоне, Павел зрительно убедился, что война для англичан складывается плохо. Это пока еще не Новороссийск девятнадцатого года, не Севастополь двадцатого, но наплыв беженцев из занятых бурами северных городов Капской колонии и Наталя отчетливо виден, и неуловимая аура паники витает над городом. Если буры продолжат наступление, бежать отсюда будет сложно, а поскольку противника в любой войне старательно демонизируют, то желающих эвакуироваться, бросая все, хватит. Ну и большое количество военных всех родов войск на улицах. Одни еще не нюхавшие пороха, другие — уже хлебнувшие лиха. Вид не слишком бравый. Опытному человеку больше ничего рассказывать и объяснять не надо.

Как и предсказывал Роулз, свободные номера в «Надежде» имелись, но только самые дорогие. Портье сообщил об этом с нагловато-застенчивой улыбкой. Его даже захотелось пожалеть. Ведь названная цена за сутки, пожалуй, равнялась его месячному жалованью.

— Меня больше интересует, что именно я у вас получу за эти деньги, — с холодным, покерным лицом сказал мистер Сэйпир.

— Достойные апартаменты, сэр, очень достойные. С полным пансионом. Никто еще не жаловался!

Деньги — это последнее, о чем он стал бы задумываться. Вернее — даже если бы апартаменты стоили, скажем, вдесятеро дороже, заплатить за них ему не составляло труда, только пришлось бы подкорректировать легенду. А так достаточно приемлемо — пять фунтов в сутки за три комнаты с двумя балконами. Хотя цена, понятное дело, раз в пять выше разумной. На кого, интересно, ориентируется хозяин в своей неуемной жажде наживы? Не иначе, как на не успевших еще добежать до Кейптауна владельцев золотых и алмазных приисков. Или — на таких, как мистер Сэйпир, стервятников, сообразивших, что скоро здесь можно будет делать бешеные деньги, независимо от того, кто станет победителем.

Расписавшись в книге гостей и расплатившись за неделю вперед, Кирсанов в сопровождении молодого ливрейного кафра, подхватившего его саквояж, поднялся в новомодном электрическом лифте на верхний этаж. Наличие лифта, само собой, тоже влияло на цену, но удобство того стоило, потолки в отеле были высокие, пятиметровые, так что здешний третий соответствовал нормальному пятому, а по меркам дешевых доходных домов — и шестому.

Коридор, ведущий от дверей лифта и лестничной площадки к номеру, был затянут светло-коричневым сукном шинельного типа, чтобы стук каблуков по паркету не тревожил постояльцев. В России в заведениях подобного класса обычно стелили ковры, но здесь проявлялся британский рационализм. Функционально то же самое, но не в пример дешевле. Стены украшали негритянские щиты и копья, скрещенные попарно, деревянные маски и декоративные медные гонги. Пахло приятно, какими-то местными курениями, вроде ладана и можжевельника.

Кирсанову показалось, что на этаже все номера свободны. Сказать точно было нельзя, возможно, двери и стены имели стопроцентную звукоизоляцию, но впечатление такое складывалось, чисто интуитивно.

Да и то, что номер ему был отведен последний по коридору, угловой, подтверждало догадку. Угловые, с видом на море, всегда занимались в первую очередь.

— А там что? — спросил он боя, указав рукой на двустворчатую остекленную дверь по левую сторону, наискось от двери его номера.

— Курительный и музыкальный салон, сэр. Всегда свежие газеты, рояль. Рядом бар. Внутренняя лестница ведет в ресторан на втором этаже. Но если позвоните, официант доставит все, что нужно, прямо в номер. Очень удобно, сэр.

Кафр говорил на вполне правильном английском, не употребляя жаргонизмов и излюбленных литераторами оборотов, долженствующих означать недоразвитость и приниженное социальное положение персонажа. Отчего бы и нет, если он принадлежит ко второму, а то и третьему поколению профессиональных слуг? Билль об отмене рабства в английских колониях был принят, если Кирсанов не ошибался, еще в 1807 году.