Жестокая справедливость - Сергей Майдуков

Гневно размышляя так, Бережной совсем не думал о том, что сам помогал создавать и поддерживать систему, при которой страной правят бандиты, вне зависимости, носят они фуражки и погоны или нет. Разве не Бережной брал подачки у тех, кого был обязан ловить по должности и по закону? Разве не он выпускал на свободу убийц и главарей банд? Не он крышевал группировки, поддерживая те, которые платили больше? В голове Бережного существовала некая перемычка, не позволяющая соединить эти факты с вытекающими из них последствиями. Он прекрасно понимал, на чем зиждется его состояние, но при этом не считал себя вором и преступником. Каким-то причудливым образом генерал мнил себя порядочным человеком и столпом общества. До него не доходило, что он занимается тем же самым, чем все лидеры ОПГ, только наличие удостоверения обеспечивает ему полную безнаказанность.

Почти полную. Потому что для некоторых все заканчивалось зоной.

— Как скажешь, Ахмет, — произнес Бережной и заглотил бутерброд.

После этого они немного поговорили на разные побочные темы, попарились, разобрали девочек и порезвились с ними, кто во что горазд.

Вернувшись домой, Бережной объявил жене, что они сегодня уезжают отдыхать.

— Куда? — изумилась она.

— В Эмираты, — ответил он. — Или в Таиланд. Можно на Кубу. Выбирай сама, и пусть цены тебя не смущают. Наоборот, чем круче, тем лучше.

— В такое время турагентства вряд ли работают, — неуверенно возразила она.

— Интернет на что? Действуй, не теряй времени.

Загрузив супругу, Бережной обзвонил всех начальников отделов и управлений, говоря примерно одно и то же: пишите, мол, рапорт и сваливайте из города на неделю. Без вопросов и без возражений. Вот так, мать вашу! И чтобы никто рыпнуться не смел!

Частично это помогло избавиться от чувства унижения, которое испытал Бережной во время общения с Ахметом. Но, как сказано, лишь частично. Весь вечер Захар Львович Бережной был, что называется, на взводе. Он подгонял жену, разносил слуг, даже один раз замахнулся на сына, когда тот позволил себе дерзкую реплику. Прощаясь с внуком, он погладил мальчика по голове и сказал:

— Не бросай велосипед. Каждый день катайся. Только регулярные тренировки обеспечивают успех.

— Что такое успех? — спросил мальчик.

— Это когда ты на вершине и никто тебе не может слова поперек сказать, — ответил Бережной.

— На гору залезть надо?

— Типа того.

— И одному там сидеть? — не унимался внук.

— Почему одному? — опешил дед.

— Чтобы никого не слушать.

— Нет, пусть лучше люди будут, — рассудил Бережной. — Много людей. Но чтобы они все слушались тебя, а ты на них плевал с высоты. Тогда ты всегда будешь в шоколаде.

— А ты в шоколаде? — поинтересовался мальчик.

Сегодняшний поход в сауну живо воскрес в памяти генерала. Он вспомнил, как обращался с ним Ахмет, как сам лебезил перед этим рыжим уркаганом, и неожиданно для себя сказал:

— Пока что нет, Сашок. Но буду, обязательно буду. Иди спать, у меня дела.

— Ты же уезжаешь, дед! Я проводить хочу…

— Никто никуда не уезжает. Не время.

Пока жена, обливаясь слезами, разбирала чемоданы, генерал Бережной обзвонил всех ближайших соратников и объявил, что отпуска отменяются. На утро было объявлено оперативное совещание. Обратного хода не было, и Бережной не жалел об этом. Сегодня Ахмет перегнул палку и не просто задел генеральскую гордость, а нанес ей рану, слишком болезненную, чтобы переморгать и оставить без внимания.

В городе близились большие события и большие перемены.

Дни становились все длиннее и жарче. По ночам люди комкали и отбрасывали влажные простыни и с тоской понимали, что утром особого облегчения не будет. Квартиры не проветривались, хоть открывай окна, хоть не открывай. Горожане ходили дома в трусах и запасались льдом. Кондиционеры, забитые тополиным пухом, грохотали, как тракторы. Из всех шлангов, выведенных наружу, текло, и перестук капель по жестяным подоконникам сводил с ума людей слабонервных.

Стояние в уличных пробках превратилось в пытку, чем-то напоминающую передвижные газовые камеры нацистов и даже иногда со смертельными исходами. Тепловые и солнечные удары стали делом обыкновенным. После полудня, когда температура поднималась до тридцати пяти градусов в тени, жизнедеятельность частично прекращалась, как внутри, так и снаружи. Труднее всего приходилось беременным женщинам и мужчинам с избыточным весом. Зной причинял также неудобства людям военным, вынужденным носить амуницию. Несладко приходилось и тем, кто скрытно таскал на себе оружие, ибо это означало ношение лишней одежды, которая привлекала внимания не меньше, чем сами стволы.

Братья Мартиросяны тоже страдали от жары. «Отжатый» особняк был построен недавно и не имел достаточно толстой кладки, ограждающей от внешнего жара. Днем все комнаты прогревались до такой степени, что становилось нечем дышать. Боевики обливались потом в своих спортивных костюмах: Жорес и сам не носил шорты, и другим не позволял. Он полагал, что это идет вразрез с тем образом настоящего мужчины, который он составил в своей голове. Младший брат, Саркис, тоже противостоял летней жаре. Она не вынудила его отказаться ни от черных рубах с длинными (правда, закатанными) рукавами, ни от просторных брюк, ниспадающих гармошками на плетеные туфли. Таким образом оба брата задавали тон всем остальным, впрочем, как обычно.

Неискушенные в ведении настоящих уличных войн, они не замечали, как постепенно сжимается кольцо осады вокруг их особняка, не видели тех многочисленных и очевидных признаков, которые указывали на то, что враг подобрался вплотную и враг этот не дремлет. Случалось, над домом пролетали дроны, и, хотя двор был затянут маскировочной сеткой, отсняли немало материала, выдающего сильные и слабые стороны обороны. На водонапорной башне, высящейся в полукилометре от обиталища Мартиросянов, круглосуточно дежурили люди — как со снайперскими винтовками, так и с биноклями. В самом поселке было приобретено три других дома, куда по ночам постепенно и незаметно просачивались будущие штурмовики. На улочках появились легковые машины и грузовые фургончики, которых прежде не было, но которые довольно скоро сделались привычной частью здешнего пейзажа. А в непосредственной близости от особняка торчал как бы поломанный и брошенный бульдозер, предназначенный для снесения ворот.

Камеры наружного наблюдения исправно фиксировали все это и доносили до сведения армян, однако среди них не было специалистов, способных сделать должные выводы и принять контрмеры. Все они были бандитами, в стародавнем, классическом смысле этого термина. Как будто с девяностых годов ничего не изменилось. Группировка Мартиросянов не сделала должных выводов и продолжала жить и действовать по устаревшим законам братков. Все эти бригады, перевозка оружия и заложников в багажниках, патрулирование района с собаками и бейсбольными битами — они отжили свое, чего упорно не желал понимать Жорес. Он был как мамонт, игнорирующий изменившиеся условия и появление новых врагов. Он был обречен.