Полынь и мёд - Лина Манило

Я не спрашиваю разрешения, ни о чём не задумываюсь – просто делаю то, что мне хочется в этот момент больше всего. Обхватываю ладонями её лицо, заглядываю в глазах, а в них именно то, что мечтал увидеть с первого мгновения: нежность и неприкрытое желание. Оно рвётся изнутри, ничем не скованное, и я касаюсь её пухлых губ своим.

Мягкие и податливые, они раскрываются для меня и только для меня, и я проникаю в её рот языком, позволяя себе желать большего. Я не размениваюсь на осторожные ласки – беру на абордаж, выплёскивая разрывающую меня на части страсть и похоть на Ксюшу. В этом поцелуе слишком много голого секса, и я буквально трахаю сладкий рот своим языком, отчаянно мечтая о большем: о её обнажённом теле под собой, о нежной коже, на которой обязательно оставлю следы, о громких криках – до хрипоты и сорванных связок. Член мой посылает импульсы прямо в мозг. Огненные всполохи поджигают мою кровь, как пуля сухую траву, и я теряю самообладание.

Прикусываю нижнюю губу, втягиваю её, провожу языком по контуру напоследок и аккуратно целую в уголок рта. Нужно притормозить, перевести дыхание, пока не стало слишком поздно. Пока я ещё способен думать. Ксения чуть слышно охает и хватается сильнее за мои плечи. Но я не дам ей упасть, хотя так хочется рухнуть вместе. Но не здесь, где так много людей, и не сейчас, когда она такая вымотанная и сонная.

– Поехали в гостиницу, завтра на объект с утра поедем, – говорю, но из объятий выпускать не тороплюсь. – Дел куча, но всё завтра.

Ксюша утыкается лбом в моё плечо и кивает. Я ощущаю её тяжёлое дыхание, а грудь под светлой блузкой ходуном ходит. Мать твою, как я хочу освободить её из темной ткани и ласкать пальцами, языком… так, стоп.

Крепко зажмуриваюсь, глубоким вдохом наполняю лёгкие воздухом, и это немножко помогает остыть. Мне нужно в душ, срочно, а иначе взорвусь.

– Ты меня приворожила? – спрашиваю, запуская ладонь в её мягкие волосы на затылке и начинаю мягко массировать кожу, помогая снять накопившуюся усталость.

– Делать больше нечего. Сам прицепился, как клещ, – тихо смеётся и поднимает на меня глаза, а взгляд осоловевший слегка. – Поехали скорее.

Меня не нужно просить дважды, и через несколько минут мы уже едем в машине к маленькому отелю, в котором наша фирма уже не первый раз бронирует номера. Там хорошо: тихо и спокойно, очень уютно и настолько безмятежно, что не хочется уезжать обратно. А ещё в этом городе живёт мой друг, и по нему я соскучился безумно. У меня мало друзей – всего двое, но это те ребята, за которых я готов отдать свою кровь.

– Голодная? – интересуюсь, когда такси петляет по узким улочкам, а тихая музыка льётся из стереосистемы. Таксист, приятный мужик лет пятидесяти, уже успевший в апреле загореть почти дочерна, постукивает в такт мелодии по рулю. – В отеле отличный ресторан, можем поужинать.

Ксюша смеётся и похлопывает себя по животу:

– Ты не помнишь, сколько я съела пиццы? Да я чуть не лопнула!

– Ничего, иногда можно. Даже нужно позволять себе маленькие слабости.

– Они были не маленькие, – фыркает, смешно морщась, – они были огромные, круглые и под сырной шапкой.

– Значит, будем сгонять калории на тренажерах. Я и так уже дочерта пропустил, нужно навёрстывать.

– Ты любишь спорт, да? – спрашивает, а я беру её руку в свою, переплетаю пальцы и ловлю в зеркале лукавый взгляд таксиста. Мужская солидарность она такая, да.

– Очень, – отвечаю, не задумываясь. – Если угодно, это мой наркотик. Офигенно мозги на место вставляет.

– А я люблю животных, – вдруг говорит, а я улыбаюсь, ощутимее сжимая её тонкую ладонь. – Ещё в школе волонтёрствовала в собачьем приюте. Потом на это почти не осталось времени. Знаешь, как я всегда мечтала о собаке? Но…

Она замолкает и отводит глаза, рассматривая что-то за окном.

– Ладно, неважно.

– Почему неважно? Очень даже важно. Расскажешь?

– Можно попозже? – слабо улыбается, а я киваю.

Попозже так попозже.

– Думаю, нам многое нужно друг другу рассказать, да? – этот вопрос не требует ответа, но я чувствую – нет, я уверен, – что, кроме страсти испытываю к этой женщине нечто большее. И да, я хочу уже обсудить эту ситуацию с её сестрой.

– Ладно, раз я пока пропускаю тренировки, давай выпьем вечером вина и просто поговорим, – предлагаю, а Ксюша согласно кивает. – Я же понимаю, что ты не сможешь расслабиться, пока мы всё друг другу не выскажем. Верно?

Ксюша снова отворачивается к окну, а я понимаю, что мы почти приехали. Завтра будет слишком много работы – её всегда много, но сегодняшний вечер будет таким, как нужно. И да, я этот шанс использую по полной. Чего бы мне это ни стоило.

Ксения.

После поцелуя губы горят, а кожу покалывает так, будто температура воздуха упала до рекордно низкой отметки. Может быть, у меня лихорадка? Может быть, я заболела, только пока не осознаю это? Простуда, грипп, холера, бубонная чума? Точно что-то смертельное, сомнений быть не может.

Когда оказываюсь в своей комнате, расположенной чётко напротив покоев Литвинова, опираюсь спиной на закрытую дверь и улыбаюсь, точно дурочка. Чувствую себя как-то странно, но такая нравлюсь себе. Будто бы несколько килограмм сбросила и при желании даже взлететь смогу. Сто́ит только захотеть и я всё-всё сумею.

Вдруг вспоминаю о том, что через час мы с Ромой должны встретиться в холле гостиницы, потому тороплюсь в душ. Осматриваюсь по сторонам и снова улыбаюсь. Мне нравится эта маленькая, но очень светлая комната. В ней уютно и радостно как-то, и очень легко дышится. То ли обои в мелкий цветочек тому виной, то ли широкие окна, скрытые за бежевыми занавесками, подвязанными шёлковыми лентами с кисточками на концах. Мягкий ковёр возле кровати так и манит снять обувь и утонуть по щиколотку в его высоком и пушистом ворсе. Но на это у меня нет времени.

От предвкушения кружится голова, а улыбка сама по себе растягивает губы. Я даже забываю, как устала за эти дни, забиваю на все проблемы с домашними. Даже стараюсь не думать о том, что фактически ведь ушла из дому. Во всяком случае, возвращаться обратно у меня нет ни малейшего желания. И правильно. Пора уже начать жить своей жизнью.

Когда тугие струи воды бьют по коже, я зажмуриваюсь, но перед глазами не ожидаемая темнота, нет. Там Литвинов. Мамочки, голый! И мне на мгновение кажется, что это его губы ласкают моё тело, его руки касаются меня… Сто́ит только подумать об этом, внутри живота начинает пульсировать и трепетать огромный огненный шар – такой яркий и обжигающий, что приходится плотнее свести вместе бёдра, чтобы не упасть. Нервные окончания, такие чувствительные в этот момент, буквально вопят о том, как сильно я хочу, чтобы эти видения оказались реальностью. Между ног скапливается густая влага, и я не могу сдержаться: касаюсь вмиг набухшего клитора пальцами и негромко стону, отдаваясь ощущениям. Аккуратно массирую, оглаживаю, от каждого прикосновения разлетаясь на осколки. Это сладкая мука, но я не могу и не хочу останавливаться. Мышцы натянуты, точно канаты, кожа горит огнём, а кончики пальцев покалывает, когда раз за разом касаюсь возбуждённой вершины. И стоит представить, что на месте моей руки – пальцы и язык Ромы, оргазм пронзает насквозь, выкручивает наизнанку, и мне кажется, что вокруг сейчас не тесная душевая кабинка гостиничного номера, а раскалённая добела пустыня.