Червивое яблоко. Моя жизнь со Стивом Джобсом - Крисанн Бреннан

Та забота, которую Роберт и Абха проявляли по отношению к Стиву, была неподдельна и прелестна, словно он их сын или любимый младший брат. Я наблюдала, как они смотрят на него с юмором и нежностью. Они звали его Стивен. В действительности почти всех на единой ферме называли полными именами, что воспринималось мной скорее как проявление зрелости и любви. Складывалось впечатление, что использование полных имен, которые нам дали родители, лучше раскрывало наше внутреннее «я». Даже я чувствовала себя более полноценной, когда слышала, что имя другого человека произносят полностью. Я уверена, что в этом было все дело.

За неделю нашего пребывания на ферме я познакомилась с Грегом Калхоуном – Грегором, – который был забавен, умен и ужасно симпатичен. Он также учился в Риде вместе с Робертом и Стивом и переехал жить на ферму, после того как закончил учебу. Отец Грега погиб, когда тот был ребенком, а его отчим служил священником в англиканской церкви. Грег относился к числу ведомых духовными мотивами – плотно сложенный, привлекательный мужчина с ухоженной светлой бородой и усами. У него был добрый темперамент и мерцающие, стальные серые глаза с большими светлыми ресницами, которые красиво порхали, когда он задумывался. Он играл на фортепьяно и ряде других инструментов, включая волынку.

Находясь на единой ферме, Грег переделал курятник в жилище для себя. Я считала это здание самым симпатичным из всех, хотя в нем не было канализации и водопровода.

Однажды Грег решил провести меня по окрестностям фермы, чтобы продемонстрировать различные проекты, уже начатые или такие, работа над которыми должна была скоро стартовать. Он показал мне яблочный сад, благодаря которому компания Apple получила именно такое название. Он находился в двадцати минутах ходьбы неспешным шагом от главного дома и представлял собой самый старинный сад, какой я когда-либо видела. Высокие деревья с растущими во все стороны ветками, покрытые лишайниками всех цветов, словно отслоившаяся краска. Казалось, что ветви деревьев этого сада не подрезались сотню лет, в результате чего они производили отпугивающее впечатление. Грег звал их «старыми солдатами».

Вскоре после этого все молодые люди на ферме приступили к оживлению деревьев. Мне казалось, что их работа в саду явилась для Стива своего рода возрождением, какое пережил святой Франциск. После того как он отправился в Индию и там сильно заболел, он, должно быть, испытал великолепные чувства оттого, что возвращается к жизни именно здесь, со всеми своими друзьями, работающими вместе, как братство, на свежем воздухе, которому нет конца и края. Сады являются своего рода церквями. Ты гуляешь под ветками, переплетающимися и образующими грациозные летающие арки, наполненные цветущими плодами, птицами и дождем весной, а затем благодатными, тяжелыми фруктами осенью.

* * *

Я пыталась найти способ пообщаться со Стивом, несмотря на его болезнь и нашу отстраненность. Он много сделал, чтобы отдалиться от меня, однако я хотела знать, кем мы были друг для друга и какое место рядом с ним отводилось мне. Порой ночами я на цыпочках добиралась туда, где он лежал, и залезала к нему в спальный мешок, поближе к его пышущему жаром худощавому, страдающему чесоткой телу. Мы лежали в обнимку часами и иногда проявляли друг к другу настоящую нежность и любовь, хотя оба знали, что это плохая идея. Я не знаю, чего я пыталась добиться: никто из нас в тот момент не мог открыться другому. Я думаю, что просто хотела почувствовать масштаб тех перемен, которые произошли в нем и в нас. Не стремясь к тому, что теоретически могло между нами возникнуть, я, тем не менее, стремилась установить с ним определенную связь, невзирая на всю странность наших отношений в тот момент. Я скучала по нему и думаю, он пытался понять, может ли спать рядом со мной, не испытывая прежней привязанности. После всей его страсти, которая казалась мне непомерной в первые два года нашего знакомства, наша новая отчужденность была для меня странной. Как ни захватывающи перемены, они огорчают меня. И я никогда толком не понимала расставаний или окончаний отношений.

С первого дня пребывания на единой ферме мне приходилось сталкиваться с увеличивающейся отчужденностью Стива. Той прежней глубокой, молодой любви больше не было. За некоторыми редкими исключениями, Стив не шел мне навстречу, и я его практически не видела. Однажды, когда он прогуливался, сутулый и болезненный, я заявила о своем недовольстве. Мы стояли рядом друг с другом, вокруг никого не было, и я сказала ему: «Кажется, я тебе даже не нравлюсь!» Это оказался словесный эквивалент моего желания топнуть ногой в порыве боли и отчаяния, однако под влиянием его явного безразличия я словно утопала и чувствовала, что надо что-нибудь сказать или совсем идти на дно. В ответ на этот небольшой взрыв гнева он рассказал, что один из его друзей на ферме только что говорил ему после встречи со мной: «Стив, я знал, что у тебя есть вкус». «О, – подумала я, – он сказал это про меня, чтобы сделать Стиву комплимент». У меня возникло ощущение жизненно важной коммуникации, связи, признания моей ценности, однако с некой хитрой оговоркой. Словно он дотронулся до кармана, чтобы найти там нечто великодушное и быстродействующее, чтобы облегчить мою боль и смущение. Однако вся эта алхимия неожиданного подарка удивила нас обоих, поскольку идеально подходила для расставания. Его слова придали мне уверенности. Они освободили меня. После этого я чувствовала, что мне не нужно более давить на Стива, заставляя его проявлять любовные чувства, которые он не хотел демонстрировать. С моих плеч упал груз, я стала счастливее, в мои паруса подул свежий ветер.

Сам факт, что Стив пригласил меня на единую ферму, стал его подарком для меня и стремлением поделиться со мной тем, что было для него важно. Я знаю точно: Стив проявлял великодушие, когда дело касалось блестящих мыслей и идей. В течение следующих пятнадцати лет он приглашал меня на ряд мероприятий в Apple, и это всегда было для меня загадкой, поскольку, стоило мне действительно постараться и прийти, он неизменно игнорировал меня. Вероятнее всего, он принимал решение направить мне приглашение в момент вдохновения, поскольку ему нравился мой интеллект и он хотел поделиться со мной новой идеей, однако в конечном итоге он никогда не мог вспомнить об этом или осуществить задуманное достаточно дружелюбно. Мне тоже всегда было сложно выносить такое отношение к себе.

* * *

Однажды вечером, ближе к концу нашего с Лорой нахождения на единой ферме, я зашла на кухню и обнаружила, что прибыла новая волна визитеров. Среди них была женщина с четырехлетней дочерью. Они стояли в центре кухни, их окружали около десяти человек, включая меня. На девочке были надеты длинное платье и сандалики. Ее мать носила длинную юбку в стиле хиппи с симпатичной блузкой и вьетнамками. Она являла собой идеальный пример доброты, высокая и непоколебимая рядом со своей маленькой девочкой. Все болтали, как это свойственно женщинам, осыпая их похвалами и пожеланиями. Кто-то сказал, что ребенок родился в мае и по гороскопу был Тельцом. «О, – размечталась я, – маленький Телец!» Я была очарована ребенком, поскольку вокруг нее чувствовалась такая мощная аура. Не задумываясь и находясь в полном изумлении, я поймала мысль: «Хочу себе маленькую девочку как она, маленького Тельца!» Я знала, что женщина была матерью-одиночкой, однако в тот момент даже это обстоятельство казалось мне нормальным. Это желание настолько быстро пронеслось в моей голове и основательно поселилось в ней, настолько покорило меня, что я полностью не осознавала, что уже нахожусь на пути его реализации.