Леди, которая любила лошадей - Екатерина Лесина

Лошади по-прежнему летели по степи, но теперь казалось, что трава под их копытами горит. И Василиса точно знала, что вот-вот полыхнет вся степь.

На виллу Демьян вернулся заполночь и не один, Никанор Бальтазарович, вызванный на виллу, наотрез отказался оставлять беспокойного пациента без присмотра.

Так и заявил:

— Нет уж, тут едва отвернешься, как вы самоубиваться принимаетесь. А у меня, между прочим, на вас большие планы.

Прозвучало сие на редкость угрожающе.

Правда, во всем остальном Никанор Бальтазарович показал себя человеком весьма светского складу характера. Он был любезен и весел. Шутил, заставивши улыбаться даже княжну. Он знал тысячу историй, что занимательных, что пугающих, что смешных и порой даже пошлых слегка, на грани приличия. И Демьян нисколько не сомневался, что будь компания иной, и грани этой не стало бы.

— О чем задумались, любезный мой друг? — стоило выйти из экипажа, и Никанор Бальтазарович переменился.

Исчезли напускная веселость.

И маска сменилась на иную, жесткую.

— Обо всем и сразу…

Демьян не удержался и потрогал лицо.

Вновь свое.

И подумал, что он, оказывается, отвык. И что, наверное, амулета, внимание рассеивающего, который ему всучили, вряд ли будет достаточно, чтобы объяснить этакие перемены. Да и не хватит этого амулета надолго. А значит, что бы ни происходило там, в Петербурге, и здесь, на крымском берегу, оно близилось к завершению.

Хорошо ли это было?

Он не знал.

Крымская ночь дышала морем. Дневная жара отступила, но камни сохранили еще толику тепла и теперь делились им с ночью. Небо хмурилось, куталось в драные шали туч. Того и гляди снова дождем прольется.

— Обо всем и сразу думать — голова треснет. Поверьте целителю, — Никанор Бальтазарович огляделся, а оглядевшись, кивнул собственным каким-то мыслям. — Что ж, время, конечно, позднее, но… вы ведь не откажетесь выпить чаю со стариком?

— Это с вами что ли?

— А еще кого-то тут видите? — он развел руками и нахмурился, ибо аккурат-таки увидел.

Одинокая женская фигурка замерла под аркою из плетущихся роз. В полумраке выделялось длинное белое платье, из-за которого незнакомка донельзя походила на существо иного мира.

Демьян даже моргнул, надеясь, что призрачная эта фигура исчезнет.

Фигура не исчезла.

Но увидев людей, вытянула руки, и было в этом жесте что-то такое, болезненно-беспомощное, что сердце сжалось.

— Не хватало… — пробурчал сквозь зубы Никанор Бальтазарович и, перехвативши трость, будто дубинку, двинулся навстречу.

— Что вы…

— Спокойно. Не всякую прекрасную даму и вправду спасать надобно, — сказано это было тихо. А сам Никанор Бальтазарович будто подобрался. — В вашем-то возрасте, милейший, стыдно быть столь… наивным.

Женщина никуда не исчезла.

Она стояла.

И смотрела. Ждала. А стоило подойти ближе, и она, отвернувшись, опрометью бросилась прочь.

— Да что ж это такое… — возмущению Никанора Бальтазаровича не было предела. — Вот что, голубчик, отправляйтесь-ка вы отдыхать, пока вовсе на ногах держитесь.

— Нет.

Что-то было неправильно.

Не так.

Музыка? Почему нет музыки. Время позднее, однако не настолько же… в прошлый раз музыкальный вечер едва ли не до утра затянулся.

И сад темен.

И мерещится в этой темноте что-то до крайности недоброе, беспокойное, заставляющее тянуться к оружию, благо, револьвер Демьян ныне носил с собою.

Стоило прикоснуться к рукояти, и полегчало.

Что он в самом-то деле… сад темен? Так мало ли… музыка? А кто сказал, что каждый вечер она быть должна. Люди? Отдыхают люди. Кто в нумерах, кто в ресторации. Небо вон какое, а близость дождя просто-напросто шкурой ощущается. Такою погодой никто не станет по улицам расхаживать. И верно, стоило подумать, как за шиворот упала капля. А потом и другая, третья. Тихо выругался Никанор Бальтазарович да трость сжал покрепче. А дождь шелестел. Не сказать, чтобы сильный, до дневного ливня ему далеко было, однако вот…

Холодом потянуло.

Сыростью.

И нога провалилась в лужу. Вот и ответ, почему в саду никого. Дождь, верно, целый день идет, мокро, сыро, вот люди и прячутся. Простое это объяснение нисколько не успокоило. Сердце вот забилось чаще, тревожней.

…а фонари?

Или… вода — коварная стихия. И Демьян слышал, что камни под стеклянными колпаками в дождь разряжаются быстрее. Может, поэтому и отключили их? Чтоб не тратить силу зря? Оставили с полдюжины от всего богатства?

Возможно.

И даже логично, только все одно… шелестят ветви, сыплют водой. Под ногами чавкает грязь. И ботинки промокли насквозь. А в голове бьется мысль, что он, Демьян, не обязанный искать подозрительных девиц. Что ему отдыхать надо.

Здоровье поправлять.

— Твою ж… ты видишь что?

— Нет, — вынужден был признать Демьян. А дождь усиливался, и фонари, будто подтверждая его теорию, горели едва-едва. Они и виделись этакими белесыми пятнами в густых кудрях дерев.

Девица же…

Сгинула?

Словно сквозь землю провалилась. А ведь сад, конечно, хорош, но не так, чтобы и велик. Они с целителем добрались до ограды и повернули обратно.

— Может, она уже того…

— И того, и этого, — Никанор Бальтазарович резко обернулся. — Живых здесь нет. Кроме нас с тобой. Не будь я…

Он отряхнулся совершенно по-собачьи.

— Этак я скоро поверю, что и вправду призрак видел.

— Тогда уж вдвоем видели.

Демьян задумался, но ненадолго. Девица определенно была материальна. Не то, чтобы он имел большой опыт общения с призраками, однако вот… нет, не призрак.

Белое платье… такое должно быть заметно.

И до крайности неудобно.

Они-то вон без всяких платьев вымокли, и пару раз Демьян едва не упал, поскользнувшись на мокрой траве. А девица… показалась, повела за собой и исчезла. Зачем?

Кто она?

Одна ли из отдыхающих, которых много, и у каждой небось свои фантазии в голове. И вполне может статься, что встреча эта случайна, что просто захотелось нервной и трепетной особе постоять под дождем, может, вдохновения искала или еще каких приключений, а тут они спасать ринулись.

И девушка испугалась.

— До чего додумался? — Никанор Бальтазарович воткнул трость в мягкую землю и положил на рукоять руки.