Симулятор. Задача: выжить - Виталий Сертаков

Силовой кабель окончательно отпустил Люлика, мальчик грохнулся в лужу собственной крови. Брызги обдали мне ноги и правую полу халата. Я неслась вверх по крутой лесенке, а этот чешуйчатый монстр вырывался из стены, почти догоняя меня. Умирать буду — не забуду мерзкий хруст, с каким безмозглый кусок проволоки освобождался от цемента. В щеку мне несколько раз больно угодила крошка. Потом наверху я чуть не свалилась в обморок, разглядев свое лицо; вся правая половина была залита кровью. Нет, это что-то с чем-то, словно шрапнелью расстреливали; хотя так оно и было, настоящая шрапнель.

Потом я поняла. Провода не убили меня только потому, что не рассчитали с Люликом. То есть им не хватило длины внутри подвала, чтобы набросить еще и на меня кольцо. Я захлопнула дверь и с такой силой дернула задвижку, что оторвала деревянный набалдашник с ручки.

Ой, ну и дура же... Не прошло и секунды, как стало ясно, что моим преследователям не нужна дверь. Мало того, у них объявились союзники.

С потолка кухни, позвякивая пластмассовыми «стаканами», спускалась люстра. Спавший в углу телевизор поехал с тумбочки, грохнулся на пол, вырвал из стены штепсель и хлестнул меня шнуром по ногам, как дрессировщик в цирке хлещет лошадей. Мне показалось, будто по щиколоткам полоснули ножом.

Люстра раскачивалась, маленький «Дэу» валялся на циновке, у него даже экран не разбился, и в темном экране я увидела отражение своей всклокоченной головы. До меня не сразу дошло, что на улице начало светать, только на обычное утро это никак не походило. А еще я установила, что все дело даже не в самих проводах, а в любых предметах, которые связаны между собой. Ой, ну не могу я лучше сказать, вот Дед — он сразу понял.

Просто электрика тянется в поселок издалека, и сумасшествие передалось по ней. По электрике и по воде. Телевизор кидался в меня шнуром, потому что был привязан к центру этого сумасшествия за другой шнур — за кабельную антенну. Любой провод опасен пока его не отрежешь.

Я упала на четвереньки, подвывая, как попавший в капкан заяц, и поползла к выходу в столовую. От моих ладоней на кафеле оставались кровавые следы, а позади тянулся багровый шлейф, как будто проволокли кусок мяса. К счастью, в моем обалдевшем спинном мозге сработал нужный винтик; тело упорно стремилось прочь из дома. Я видела только широкое окно столовой, из которого лился немыслимо сиреневый свет. Позади с треском разлетелось зеркало, осколками засыпало мне всю спину. Это сквозь кладку прорвался силовой кабель. Он вытолкнул зеркало, затем обрушил вниз полки с декоративными тарелками и коллекцией гжели и добрался до желтой трубы. Он пер, выгибаясь из стены, как разъяренный питон, а из-под дверцы, ведущей в подвал, раскрошив кафель, лезли его тонкие соратники.

В желтой трубе был газ. Труба закачалась и начала гнуться. Наверху, под самым потолком, оборвался кронштейн, один за другим отрывались квадраты декоративной плитки. Вслед за трубой снялась с насиженного места газовая плита, крышка духовки откинулась, оттуда поехали сковородки.

Я уже была на полпути к окну, когда перед самым носом со звоном рухнул итальянский сервант, выплеснув миллионы осколков стекла и хрусталя. Сервант на меня не планировал нападать; я уже говорила, что разгадала их тактику. Сервант тут был ни при чем, как и телевизор. Нападали те штуковины, что были связаны в сеть. Я зажмурилась, когда хрустальные брызги полетели в глаза, затем вскочила и побежала прямо по задней стенке серванта.

Я ни черта не соображала, но не зря мамочка в детстве мне про ангела-хранителя рассказывала, Я бежала прямо в окно, как танк или как древний таран, выставила впереди себя руки и прыгнула. Ой, это было что-то, такой прыжок надо для истории снимать! В последний момент на меня напал телефон. Да, это я сейчас так беззаботно говорю, точно на меня каждый день кидаются телефоны. Это была «база», а трубка с нее слетела. Сволочь целилась мне в висок, и сто процентов, что Тамара Маркеловна не нюхала бы сейчас чужой пот в подвале у хромоножки, если бы тогда не споткнулась. Я споткнулась о поясок собственного халата, чуть не впилилась лбом в радиатор, а телефон пролетел над головой и треснул, ударившись о стену. Тонкий проводок, пославший массивный блок с кнопками на убийство, натянулся, как струна. По всем законам физики, он никак не мог так натянуться, через всю комнату, и удерживать на весу гору микросхем, но с физикой, похоже, было покончено.

Я не стала ждать, пока на помощь телефонной линии приползут друзья из кухни, схватила в руки первую попавшуюся тяжесть, польскую вазу на длинной ножке, и швырнула в окно. А затем швырнула себя следом. Это окно, выходящее на Березовую. Там у меня порядочных размеров сад; я с самого начала не хотела, чтобы дом нависал над улицей и всякие придурки заглядывали в окна.

Ой, сил моих нет, это надо было видеть... Я пропахала носом клумбу, цветы рассыпались под руками, словно год провалялись в гербарии. Это все, что я запомнила. Темно-синее небо, как рисуют дети, не научившись смешивать краски, белесая от соли земля в трещинах и мертвые цветы. Когда из-за веранды, подволакивая мохнатые лапы, вышел безголовый белый медведь, сил на крик у меня уже не осталось.

Наступил конец света.

Это было что-то... Опупеть и не встать, я вам скажу. Тамара Маркеловна валялась без сил и примирилась с мыслью, что умрет. Но как только эта гора шерсти запищала, во мне столько вторых дыханий прорезалось, будьте-нате!

— Губернатор пообещал, что он с этого дня лично возьмет под контроль строительство кольцевой дороги! — с журналистским скепсисом в голосе поведал безголовый медведь и мохнатым боком снес кусок изгороди.

Из разбитого окна высунулся прямоугольный кусок железа с четырьмя длинными торчащими болтами по краям и попытался огреть меня по заднице. Оказалось, что прямоугольная стальная пластина — это маленький распределительный щит, который до сего момента висел, вмурованный в стену, на кухне. На нем крепились два толстых счетчика и плавкие вставки, на случай перегрузки, а все это хозяйство тащил на себе тот самый толстенный кабель, сломавший в подвале позвоночник Люлику. Железный хобот взмахнул второй раз. Я едва успела скатиться с клумбы и в метре от себя увидела задницу белого медведя. Что интересно, я до последнего верила в настоящего медведя. Секунду спустя с улицы донеслась автоматная и ружейная стрельба, и завизжали тетки.

Эта волосатая туша повалила забор; сквозь дыру видны были только бегущие ноги, много ног, и все шпарили вниз, к озеру. В дыре было мое спасение. Стоило заснять в кино, как дурная Тамара Маркеловна в одном халате и шлепанцах мчится через кирпичные завалы.

Медведь с треском разнес в щепки несколько яблонь, он пер за мной, точно сухопутный ледокол. Я летела, как угорелая, не разбирая дороги, и опомнилась только тогда, когда меня двое схватили поперек живота. Мне потом рассказали, что даже в руках мужиков я ухитрилась перебирать ногами и несколько минут брыкалась, как буйно помешанная.

Мне сбоку в голову попало несколько гильз. Молодой милиционер стрелял, оскалившись, расставив ноги. Автомат так и прыгал у него в ручищах. А сбоку, у машины, сидел на корточках другой мент и дико улыбался, вздрагивая диатезным ртом.