На руинах Миглаха. Легенда о Дигоне - Николай Львович Сибилев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собеседники некоторое время молча смотрели друг на друга. Квирин, на сколько ему позволяли возможности, постарался считать ауру гостя, силясь понять, насколько тот искренен. Маркар не стал препятствовать этой проверке, хотя методы арейца и вызвали внутри него снисходительную усмешку. Он не лгал. Никогда не лгал, имея все основания считать ложь недостойной своего мрачного величия. Увидев удовлетворение в глазах Квирина, он продолжил:
— Я знаю, что светоносный Гиперион связывался с другими Верховными Отцами, кроме меня, конечно. Он вообще вынужден терпеть меня только потому, что совершенно бессилен что-либо сделать с присутствием вверенной мне власти. Но это не важно. Важно то, что причина его активности — не пустая осторожность. В Миглах пришла Сила, на существование которой мы опрометчиво не обращали внимание. Ты, наверняка, и не помнишь о ней, но когда-то мы плечом к плечу сражались против неё. Возможно, напрасно…
— Да, бессмертный, ты прав. Гиперион говорил со мной, но я не забыл последней войны, когда его рати сражались с моими, и не пошёл ему навстречу. — Ответил Квирин. — И в другом ты прав — я не знаю о какой Силе ты говоришь. Я не так чувствителен к магическим потокам, как ты или он, но мы, арейцы, в состоянии противостоять любым нападкам без посторонней помощи.
— Любым известным нападкам, — возразил Маркар, — известным. Но то, что происходит сейчас — это отголосок далёкого прошлого, чья тень не ступала в наш мир все десять тысяч лет после Параклаза. Ты просто не знаешь, какие перемены могут угрожать Миглаху. И велика вероятность того, что помощь понадобится всем нам.
— Но зато ты знаешь, — перебил его Квирин, — так ведь? Просвети меня, и мы сможем говорить по существу.
— Что ты помнишь о Параклазе? — спросил хозяин гади, делая несколько шагов в сторону и присаживаясь на округлую гранитную глыбу, выступающую из мелкой прибрежной гальки.
— Да почти ничего. Кажется, я начал в полной мере осознавать себя немного позже, через пару десятков лет, когда огненная Стихия распалила мою кровь, а дух Ареса перевернул моё сознание. Тогда я начал ощущать силу в себе. Но и эти моменты я помню короткими отрывками. Точно знаю, что раньше мне было известно больше, а сейчас я смотрю в прошлое, как из-под воды. И с каждым перерождением будто погружаюсь ещё глубже. Я помню, что дрался тысячи лет. Помню, как убивал, забирая несметное число жизней. Помню, как окружал себя единомышленниками, легионами братьев и сестёр. Но это всё происходило позже. Сам Параклаз для меня загадка.
— А для меня нет, — сказал Маркар и поднял потупленные до этого глаза на собеседника. — Параклаз — это результат наших действий. Мы создали его: я, ты, Селена, Фульгур, Гиперион, Агорей, Урания, Лабрис и Кетер. Хотя, и в моей памяти информация об этом так же не без изъянов. Момент катастрофы чуть не убил нас всех, и мой разум так же пострадал. Но отпечатки тех события сохранились не в пример прочим Верховным. Это мы, Квирин, виновники Параклаза. До него мы были служителями девяти главных храмов древнего мира, влияние которых превышала только власть наших правителей — Всеотца Целума, и его супруги, Изначальной Матери. Мы служили проводниками их воли, иерофантами единого культа, адептами неделимой всеобъемлющей разумной энергии, рождённой далеко за пределами нашей реальности, в эмпиреях высших миров Плеромы. Но мы были людьми, рождёнными нашим миром, и нам не были чужды его несовершенства. Нам захотелось большего, чем просто власть над судьбами других. Мы страстно желали поклонения, хотели сами стать богами. И в один несчастный день, собрав всю доступную нам силу, мы пришли в цитадель Всеотца. Она стояла в землях, принадлежащих нынче Дому Кроноса. Ложью и хитростью мы убили его, воспользовавшись чем-то, что принадлежало Матери нашего мира. Я могу только догадываться, что это было на самом деле, но судя по всему, оно содержало в себе частичку Единого, стоящего над всем сущим. Тогда и произошёл Параклаз. Был колоссальной силы взрыв, превративший огромную цветущую долину в котлован, ставший Дагарокским заливом. Как я теперь понимаю, своими руками мы разорвали пуповину, соединявшую Миглах с единством Плеромы. Своего рода нить Морты целой планеты. Она питала мировую душу энергией, средствами которой эта душа создавалась и жила. Мы смогли получить искомую власть, но разрушили извечный закон бытия. В результате Миглах утратил связь с Единым, а гармония Силы разделилась на составляющие, которые теперь называются Стихиями. Мы не стали богами. Мы стали паразитами, с избытком напившимися чужого могущества.
Маркар опустился на гальку перед камнем. Никогда ещё нетленный владыка смерти не казался себе таким беспомощным. Но груз хранимой тайны, за тысячи лет въевшийся в сознание, медленно покидал его, даря долгожданное облегчение. Он просто сидел, уставившись на один из блестящих, отполированных морскими волнами гладких камешков и молчал. Молчал и Квирин. Его доблестный бесстрашный ум старался не связываться со столь сложными эмпиреями. Здесь, на земле, он знал врага, знал, что делать с врагом и делал это лучше всех. Его не занимал философский поиск Истины, подобно мудрому Кетеру или всезнающему Гипериону. А сейчас перед ним раскрылось то, с чем он просто не знал как поступить. Молчание прервал Отец Ареса, успевший снять свою защиту, понимая её нелепость в этой ситуации:
— Значит, когда и ты, и Гиперион говорили про «нечто новое в Миглахе», вы имели в виду именно эту Силу? Она снова пришла в наш мир? Я давно подозревал, что на острове Дагарок сокрыто что-то странное. Многие Отцы, конечно, чувствуют энергии стихий лучше меня, но эманации ярости, невидимые для ваших глаз, я не мог пропустить. Она закипела там недавно, когда Диана в прошлый раз набрала полную форму. Я даже отправил туда своего воина, Сенара, с помощником на разведку, но они так и не вернулись. Хочешь сказать, что пришла Изначальная Мать? Если так, то она будет мстить за своего мужа.
— Нет, брат мой, — ответил погодя Маркар, — боюсь, всё ещё хуже. Я думаю, что Целум не погиб тогда. По крайней мере, не окончательно. Да, его тело обратилось в огне прахом, часть которого каждый из нас взял себе. Но тысячи лет служения смерти мне говорят о