Нефтяная Венера - Александр Снегирев

Что за тягомотина? Не люблю баб, дающих себя ласкать, но пресекающих продолжение. Какой-то женский садизм, обламывать разгорячённого мужчину.

– А ты о чём мечтаешь? – говорю для проформы, хотя весь этот детский трёп про мечты порядком надоел. Соня притворяется, что не замечает моего состояния.

– Я хочу всегда быть богатой, я очень боюсь бедности. Хочу всегда нравиться мужикам, даже в сто лет! Хочу так нравиться, чтобы красивые юноши приходили дрочить на мою могилу! – Соня слишком громко рассмеялась. – Глупость какая! Всё от твоих консервов!

Мы снова умолкли. Я почистил апельсин, дал ей половину и бросил кожуру в огонь. Мелькнул острый цитрусовый аромат.

– А почему ты боишься бедности? – говорю я, чтобы не молчать.

– А мы никогда богато не жили. Я всегда всё сама зарабатывала. Знаешь, как я первые деньги получила?

– Как?

– В конце девяностых работала на складе всякого шмотья. Однажды к нам пригнали партию женских кофт. Синтетические, с блестящими нитями, с торчащим во все стороны пухом. На свету переливались всеми цветами радуги, как машинное масло в луже. Кофты эти очень понравились одним азербайджанцам. Бабы ихние от кофт охуевали. Всё разлетелось за два дня. Азеры заказали новую партию и попросили никому больше не продавать. Пригнали ещё две фуры. Покупателей наших нет. Ждём неделю, никого. И тут приезжают другие азербайджанцы.

– Тоже за кофтами?

– Просто зашли, обычные оптовики. Когда кофты увидели, то буквально на коленях стали умолять, чтобы мы им их продали. Но мы же тем, другим, обещали никому не продавать… Короче, эти, новые, предложили тройную цену, и директор согласился. Взяли всё оптом. Мы такого бабла никогда не видели зараз. Тридцать штук баксов!

– На кофтах?!

– На кофтах. За час. А ещё через день приехали первые азербайджанцы. Подняли хай, мол, мы им всю монополию запороли, и начали стрельбу. Директора и охранника Петю завалили. А я обед на кухне готовила. Всё слышала. Азеры непрофессионалы были, просто горячие. Сами испугались и сбежали, даже сейф не прихватили. Ну, я взяла деньги и вышла тихонько с чёрного хода.

Почему-то всегда, если женщина ломается, то начинает вести загрузные разговоры. Они всё обламывают. Такое впечатление, что Соня специально завела тяжёлую беседу, чтобы отделаться от меня. Предпринимаю последнюю попытку, обнимаю её, на этот раз настойчивее. Сопротивляется. Хватаю за волосы, целую куда попало в увёртывающееся лицо. Тень от нас скачет по стене. То открывает, то закрывает выцветшую репродукцию Ренуара. «Мамино» лицо исчезает и появляется, будто злорадно подмигивая мне.

– Отстань! Сейчас закричу! Отстань!

– Папа, не смей!

Я отпихнул Соню сильнее, чем надо было. Обернулся. На верхней ступени лестницы, ведущей на второй этаж, стоит Ваня в трусах и ночной футболке. Под трусами выпирает подгузник.

– Папа, не смей обижать Соню!

Тут Соня вскочила и сбежала в туалет. Ваня спустился решительным шагом, на лице написано праведное возмущение. Я в его глазах – гнусный насильник. Невольно улыбаюсь, больно смешно он смотрится в обличье вершителя правосудия.

– Вань, я не обидел Соню, просто мы… мы играли…

– Что за игры такие?! – И откуда он этих фраз набрался? Как будто не Меркуцио в театре исполнял, а воспитательницу детского сада.

– Ну… игра… вроде борьбы, мы с тобой в такую разве не играли? – Я шутливо обхватываю Ваню, начинаю тормошить.

В туалете открывается кран, но за шумом воды всё равно слышны всхлипывания. Играючи я тру Ване уши, увлекаю его обратно наверх. Если он услышит, что Соня плачет, начнётся чёрт-те что. Ваня быстро отвлекается. Я щекочу его, он хихикает и изворачивается. Я укладываю его в постель, сижу рядом, пока он не задрёмывает.

Спускаюсь обратно в гостиную. Соня всё ещё в туалете. Ну и история вышла. Какая дурная девка! Что она, маленькая?! Сразу бы дала понять, что ничего не получится, а то руку погладила, целовать позволяла… Выгнать её сейчас на хрен! Пусть заводит тачку и валит!..

Краем глаза вижу движение. Кажется, мелкие коготки стучат по полу… Поворачиваюсь… Ничего нет. Показалось… Россыпь мурашек пробежала по спине и грохнулась куда-то в живот… Смешно, что мы из-за ежей так пересрали… Хотя после Машиного рассказа, да и зима ведь… и много их как-то… наверное, просто голодные. В спячку не впали, а жрать нечего…

Неизвестно откуда накатила тоска. Этот дом, эти вещи – всё, что нажили мои бабушки и дедушки, мама и папа. Это их мир, а я привёл сюда малознакомых девиц, с которыми одни проблемы… Чужих людей впустил в свой мир. В НАШ мир… Все эти странные звуки за ужином, хлопки дверей, падение пальто, свечи… раньше такого не было…

Показалось вдруг, что тени в углах сгустились… Стрёмно повернуться: что, если за спиной кто-то есть… огромный ёж… покойники окружили меня и осуждающе качают головами. Звук льющейся воды в туалете перестал быть слышен, холод выполз из подпола и охватил меня целиком, огонь задрожал и перестал греть.

Мама… мама, папа… дед, это вы?.. Простите, что с могилой так плохо вышло, как же мне быть?.. Я ведь один, один с Ваней остался, помочь некому, связей нет, бабла нет… Бабушка… Прости, что грубо обзывал тебя, что требовал ту поездку на море, из-за которой тебя оставили в доме для престарелых… Прости, что разрешил ей надеть твои валенки…

Тут я бедром ощутил плотный пакет. Собрав тогда с пола банкноты бабушкиных сбережений, я автоматически сунул их в карман. Вот они.

– Бабушка… я нашёл твои деньги… прости, я нашёл деньги… – Встаю, смотрю по сторонам. Радиоприёмник, буфет с корешками сталинских сочинений, диван, платяной шкаф… Доски под ногами поскрипывают… подхожу к шкафу… распахиваю дверцу. Старые драповые пальто, платья… бабушкина блузка, тёмно-синяя, в белый цветочек. Склоняюсь, кладу пачку в дальний угол шкафа. Кто-то погладил меня по макушке… Глюки, просто рукав изъеденной молью дублёнки…

Кажется, что с сердца сняли тяжёлый обруч. Дышать легче, призраки отступили. Отерев пот со лба, закуриваю одну из Сониных сигарет.

Дверь открылась, и Соня вышла из своего укрытия. Подошла, остановилась за моей спиной. Я не повернулся. Чувствую, как она мнётся в нерешительности. Куда подевались уверенность, нахальство?.. Коснулась рукой моего плеча… склонилась… поцеловала. Я не отвечаю на поцелуи, она настойчива. Её значок в виде губ замигал.

– У тебя губы мигают.

– Да…

Соня прижалась ко мне грудью, как в нашу первую поездку на машине, во время обгона «Москвича». Мы целуемся. Сильно, мягко, страстно. Прижимаемся друг к другу, мнём друг друга, обнимаем.

У меня ведь много месяцев никого не было… Спокойно, парень, не нервничай…

Накручиваю на руку её длинные волосы, ласкаю пальцами её лицо, скулы. Невидимый пух на её щеке в отблесках огня образует золотистый ореол.