Свеча для трупа - Энн Грэнджер

Она несколько мгновений постояла в растерянности, затем резко проговорила:

— Я пойду прикажу Дорис поставить еще один прибор! — и быстрыми шагами направилась к двери в глубине холла. Оскар, после мгновенного колебания, определился с приоритетами и потрусил за ней. Вероятно, он решил, что мудрее примкнуть к той стороне, которая заведует кухней.

Это был любопытный и в какой-то степени символичный момент. Отец Холланд тоже его отметил. Он тихо, так чтобы его слышала только Мередит, пробормотал: «Ничего себе!» — затем многозначительно посмотрел на нее.

— Королева умерла! — прошептал он. — Да здравствует королева!

Столовая в доме Холденов была длинная и узкая. В противоположной от двери стене находился каменный камин. Стол располагался по центру комнаты, параллельно длинным стенам, — очень старый и очень массивный, исцарапанный, черный от времени, он будто попал на «Старую ферму» из средневековой монастырской трапезной.

Напряженность первых минут вечера пропала. Ужин был замечательный, а Ларс, разогнавшийся до полной амплитуды, показал себя отличным хозяином. Мередит, внимательно рассмотрев его, пришла к выводу, что он привлекательный мужчина, хотя его и портила чересчур тяжеловесная фигура. Вероятно, в молодости он занимался спортом, но сейчас его мышцы постепенно обрастали жиром. «Ему нужно следить за собой», — решила Мередит.

Может быть, его невеста уговорит его сесть на диету. Энджи Причард представляла собой более любопытный объект для изучения. Оказавшись совсем не красавицей при ближайшем рассмотрении, она тем не менее с легкостью создавала впечатление эффектной женщины. «Тут дело в хорошем стиле и уверенности в себе, — подумала Мередит. — Не говоря уже о хорошей, дорогой одежде». Своей шикарной прической и безупречным состоянием волос она наверняка обязана какому-нибудь элитному парикмахеру. Ее изысканное обтягивающее платье было королевского темно-синего цвета.

«Хвала Небесам, — подумала Мередит, — что Энджи не надела черное!»

Она заметила, что Энджи была особенно внимательна к майору Уолкотту. Старина Уолкотт не остался равнодушным к чарам мисс Причард. Весь вечер он щебетал соловьем.

Отец Холланд оживленно беседовал с Маргарет Холден. Алан не принимал активного участия в разговорах. Он долго рассматривал картину над камином. Наконец это заметил Ларс.

— Вас она заинтересовала, Алан? По-моему, это отец ее купил. В какой-то комиссионке, если я не ошибаюсь. Да, ма?

— В Борнмуте, — бесстрастно ответила Маргарет Холден. — Через несколько лет после нашей свадьбы.

— Довольно приятный морской пейзаж в викторианском стиле. Неизвестный художник. Как-то ее смотрел оценщик из «Сотби». Не шедевр, конечно, но на аукционе ее можно продать за приличные деньги, — продолжал Ларс.

— Твой отец просто любил на нее смотреть, — с холодком в голосе сказала его мать. — Ему было все равно, сколько она стоит.

— Я знаю. Мне она тоже нравится! — невозмутимо отвечал Ларс.

— А рядом с ней, по-моему, висит какой-то диплом? — вдруг спросил Маркби.

— Что? Ах да! Одно из моих детских достижений. Свидетельство о сдаче экзамена по музыке.

— За седьмой класс! — Тон Маргарет стал резче. — Ларс был очень способным пианистом. Но, к сожалению, после того, как он заинтересовался политикой и стал глубже изучать связанные с ней науки, у него почти не оставалось времени на занятия.

— Мама у меня любит музыку и сама очень хорошо играет, — сказал Ларс.

— А вы играете на чем-нибудь, мисс Причард? — простодушно спросила Эвелин Уолкотт.

— Боюсь, что нет. Но я очень люблю оперу.

— Оперу? Как мило. Однако жалко, что вы ни на чем не играете. Это помогает понимать музыку.

Мередит мысленно усмехнулась. Никогда не следует недооценивать таких простушек, как миссис Уолкотт. Они способны изящно и быстро изменить расстановку сил на званом обеде, если им это надо. Эвелин сейчас сделала именно это. Чванливая Энджи Причард только что удостоилась изощренного щелчка по носу. Видимо, это была месть за ее любезничанье с майором.

«Прямо кожей чувствуешь, как здесь проводится линия фронта и заключаются дружественные союзы, — подумала Мередит. — Как в настольной игре „Дипломатия“». Игроки не обменивались записками, но послания все равно были очевидны. Эвелин Уолкотт, подобно Оскару, осталась верна Маргарет Холден. Майор был успешно завербован Энджи. Однако не исключено, что дома, после ужина, Эвелин это изменит.

Энджи расставляла свои сети не только на Уолкоттов. Когда Мередит вышла из гостевой спальни, использовавшейся в качестве уборной для дам, то увидела ее на лестничной площадке. Первой мыслью было, что невеста Ларса дожидается ее.

— Все в порядке, Мередит?

— Да, спасибо. Какой замечательный старый дом.

— Да, он производит впечатление. — Энджи улыбнулась. — Вы его еще не осматривали?

— Нет, но… мне кажется, нам следует…

«Сейчас она вызовется быть моим гидом», — подумала Мередит. Но статус невесты Ларса не делал Энджи хозяйкой «Старой фермы». Она не имела права показывать постороннему человеку владения Маргарет Холден.

Энджи отмела все доводы Мередит о том, что они должны спуститься вниз и присоединиться к остальным, сказав:

— Давайте я, по крайней мере, покажу вам потайную часовню!

Такое предложение звучало соблазнительно, и Мередит не смогла отказаться. Они прошли длинный коридор, затем повернули за угол и остановились перед деревянными дверцами какого-то шкафа. Слева от них сбегала вниз узкая лестница. Когда-то по таким черным лестницам поднимались и спускались слуги. Энджи открыла дверцы шкафа. Взгляду Мередит открылся ряд зимних вещей, на лето упакованных в пластик. Слабо пахнуло нафталином.

Энджи заговорщицки улыбнулась Мередит и отодвинула одежду в сторону. Задняя стенка шкафа представляла собой дверь.

Она вела в очень маленькую комнату без окон. С потолка свисала электрическая лампочка. Энджи включила ее.

Должно быть, эта комната находилась в самой старой части здания. Потолок изгибался неглубоким ребристым сводом, который в остальных помещениях этого этажа, по-видимому, был скрыт за фальшивым плоским потолком. Блеклые следы краски говорили о том, что когда-то свод был расписан. Мередит смогла разглядеть листву и контуры двух фигур. Часть росписи была повреждена, когда монтировали электрическое освещение, — непростительная небрежность по отношению к памятнику живописи.

— Адам и Ева! — Энджи указала на едва различимые фигуры. — Еще в райском саду, но перед самым изгнанием. Вон там видна рука карающего ангела с огненным мечом. Сам ангел либо облетел, либо его стерли, когда открывали роспись, прежде скрытую побелкой. Отец Ларса снял ее. Он интересовался историей. Во времена Тюдоров дом принадлежал семье, оставшейся верной старой религии. Они обитали здесь и в эпоху Стюартов, причем успешно пережили времена республики, когда дом заняли «круглоголовые», — но так и не обнаружили эту маленькую часовню. Последний представитель этой семьи скончался в период правления одного из Георгов. С тех пор дом сменил множество хозяев.