Белые на фоне черного леса - Елена Минкина-Тайчер

Мне всего раз случилось побывать в Торонто, да и то лет пятнадцать назад, поэтому я с любопытством разглядывала милые спокойные улицы и первые желтые листья на деревьях. Неужели скоро осень? Неужели это я, независимая спортивная женщина и опытный руководитель, уже почти полгода живу такой неторопливой странной жизнью, готовлю изысканные блюда в непригораемой дорогой посуде, кормлю младенца грудью, глажу белье, смотрю английские сериалы? А теперь еще затеяла авантюру, абсолютно не характерную для законопослушных американцев, наглую, рискованную авантюру с участием своего мужа и ребенка?! Впрочем, наше участие очень незначительное. Явиться в аэропорт дружной семьей с цветами и младенцем в коляске и через полчаса спокойно выйти с двумя детьми в двух колясочках. Мало ли у кого сколько детей!

Все так и получилось, очень просто и естественно. Итан перехватил Васю с ребенком в мужском туалете, рядом с выдачей багажа, переодел Костика в новую заранее купленную мальчиковую одежду, и мы вчетвером спокойно вышли из здания аэропорта. Ни одна живая душа даже не посмотрела в сторону пристойной четы с детьми. А Вася бросил снятую детскую одежду в мусорный ящик и отправился заказывать такси на только что полученный от Итана адрес нашего отеля. Через час мы встретились в вестибюле, я с Итаном-младшим и Вася. А Итан-старший к этому времени на арендованной машине уже выезжал из Торонто в сторону американской границы с грудой рубашек и парой курток на заднем сиденье, под которыми с упоением играл в ку-ку выспавшийся довольный Костик, только что получивший сладкую булку и нового мишку.

Дальнейший план был совсем простой. Мы с Васей и ребенком живем в отеле три дня, за это время Итан должен пересечь границу и доехать до городка Дженнифер, оставить ребенка в заранее намеченном месте и улететь домой на самолете. Узнав, что все нормально, я с ребенком тоже улетаю домой, а Вася идет сдаваться в израильское консульство в Торонто.

Честно говоря, при всем моем опыте общения, я плохо представляла, о чем говорить с Васей, но в первый день говорить особенно не пришлось, потому что он рухнул на диван в нашем номере и проспал подряд пятнадцать часов, периодически вздрагивая и вскрикивая во сне. До меня наконец дошло, в каком страшном непосильном напряжении шестнадцатилетний мальчик прожил прошедшие двое суток. Безумный мир, где дети спасают детей.

Наутро, вернее уже ближе к обеду, Вася все-таки проснулся, я заказала в номер стейки с картошкой и большой салат, Вася, мокрый и взъерошенный как воробей, вылез из ванной в чистой футболке, молча глубоко вздохнул и набросился на еду. Я уже знала, что Итан со спящим Костиком благополучно пересекли границу, никому из проверяющих документы полицейских не пришло в голову ворошить вещи на заднем сиденье.

Я вышла на балкон, чтобы не смущать своего голодного соучастника, Итан-младший мирно спал, поэтому я не сразу поняла, что за странные звуки слышатся из комнаты. Будто кто-то плачет или стонет. Телевизор? Я отодвинула занавеску. Вася с недоеденным стейком на тарелке мучительно рыдал, зажимая руками рот. Высокий красивый парень, почти мужчина, вздрагивал и вытирал кулаком слезы, как несчастный обиженный ребенок. Без малейшей связи вспомнилась глупая сцена моей юности. Итан почти так же плакал, только лежа. Господи, вот и пойми этих мальчишек. Сейчас надумает прыгать с моста!

– Васенька, друг дорогой, – я хотела его обнять, но не решилась, – ты знаешь, Итан уже проехал, все отлично! Ты просто перенервничал, но ты гигант и настоящий мужчина. Я бы умерла от страха, честное слово! Теперь осталось совсем немного, выспаться, дойти до консульства и уехать домой! Может быть, ты боишься полиции? Я уверена, никто не станет обращаться в полицию.

– Я не боюсь. Я бы сам сдался в полицию. Но я не могу из-за Катьки. Из-за Катьки и еще одного человека.

– Господи, зачем тебе сдаваться! Мы спасли хороших людей от горя, а ребенка от гибели, вот и всё. Разве ты преступник или вор?

Он посмотрел куда-то мимо меня. Странно так посмотрел, словно за моей спиной показывали жуткую картинку.

– Я не вор. Я убийца.

– Что?!

– Да. Я убил свою мать.

Та-ак, доигралась! Спешите делать добро. Остаться наедине с практически незнакомым подростком. А если он душевнобольной? Шизофреник какой-нибудь. Пятясь спиной, я попыталась как можно более незаметно загородить собой коляску. По спине покатились холодные струйки.

…Я навсегда запомнила этот странный, туманный, как сон, день. Да-да, мучительный бесконечный день-сон, из которого невозможно выбраться.

Я стою спиной к коляске в мокрой от пота рубашке и отчаянно прижимаю к груди сонного Итана. Малыш недовольно хнычет. Вася замечает мой испуг и мучительно пытается улыбнуться.

– Вы думаете, я могу обидеть вашего мальчика?

Он отходит в другой конец комнаты, в изнеможении садится на пол около стены, вытирает мокрые щеки и начинает говорить. Говорит медленно, монотонно, без восклицаний и оценок. Словно сам с собой, словно проживает пройденное еще раз. И я слушаю, слушаю и леденею с каждым его словом, меня уже тошнит от ужаса, но я должна, обязана дослушать.