Дом с химерами - Инна Бачинская

– Да нет, сегодня познакомились, – ответил Глеб. – В кафе.

– Глебыч, может, ко мне сегодня? – сказал Петя. – У меня есть раскладушка. А то на душе как-то неспокойно, ей-богу!

– Спасибо, Петя, не хочу стеснять. Я у себя. Кстати, тут в саду какие-то могилы.

– Могилы?! – воскликнул Жабик и оглянулся на темный сад. – Какие еще могилы? Откуда ты знаешь?

– Случайно заметил, в зарослях.

– А чего ты шлялся по саду? Мало тебе чердака?

– Там яблоки… Думал нарвать, оказалось, зеленые еще. Серые гранитные надгробья лежат в траве, замшелые такие, все в трещинах.

– Висельник, не иначе! – фыркнул режиссер.

– Откуда они там взялись? – Жабик снова оглянулся на сад.

– Господа, у меня идея! – вдруг сказал Вербицкий. – Глебыч, ты тут лопат не видел?

– Виталя, может, не надо? – Жабик выразительно взглянул на Глеба.

– Надо, Петя, надо!

– Не видел. Зачем тебе лопаты? – вступил Глеб.

– Вы со своими дурными разговорами меня достали уже. Пойдем и раскопаем. Я вам докажу! Привидения они тут видели, алконавты гребаные! – Режиссер от возмущения хватил кулаком по двери и зашипел от боли.

– Виталя, давай завтра, – сказал после паузы Глеб, поймав новый выразительный взгляд Жабика.

– Хочу сейчас! Прям сию минуту! И поставим точку в этом гребаном деле. Навсегда. Поняли, слабаки?

Глеб и Петя снова переглянулись.

– Виталя, давай завтра днем, а? Я у Валентины лопаты возьму. Глебыч, ты как?

– Фонари слабоватые, Виталя, лучше днем, – поддержал Жабика Глеб. – Да и лопат нет. Пошли, досидим, а завтра с утречка пораньше и раскопаем.

Петя вдруг издал полузадушенный звук и взмахнул руками.

– Э-э-э… т-т-ам! Там! Смотрит! Глебыч, у тебя! Виталя! – Он тыкал рукой куда-то вверх.

Глеб и режиссер задрали головы.

– В окне! – прошипел Петя.

– Ну, я тебя сейчас! – взревел режиссер, бросаясь в дом. За ним – Глеб, и замыкающим Петя. Они протопали наверх, как стадо бизонов. Режиссер рванул дверь – взметнулись языки свечного пламени; они сгрудились на пороге. Комната была пуста.

– Куда эта… сука делась?! Я же своими глазами! В окне!

– Висельник! – прошептал Петя, крестясь и оглядываясь. – Опять! А ты не верил. Ты его видел, Глебыч?

– Видел… кажется.

Режиссер бросился по коридору, дергая за ручки дверей. Двери с треском распахивались.

– Где он? – ревел режиссер. – Убью!

– Виталя, остынь! – Глеб перехватил режиссера за талию. – Пошли!

…Они сидели еще около часа, полностью протрезвевшие, принимая по новой, обсуждая странное происшествие.

– Что вы видели? – уже в который раз вопрошал режиссер.

– Тень! – уже в который раз отвечал Петя. – Тень в этом самом окне! – Петя кивал на окно.

– Не знаю, пламя на сквозняке… Движение было, кажется… Не знаю! – говорил Глеб с сомнением.

– Завтра же с лопатами! Раскопаю все к чертовой матери! Лично! И забью дверь досками! – клялся режиссер, ударяя себя кулаком в грудь. – Вы меня еще не знаете! Проклятый дом! Петя, пусть Глебыч у тебя перекантуется эту ночь, а завтра мы тут все разнесем на… к такой-то матери! Наливай!

…Они ушли наконец после долгих уговоров, криков, а затем прощаний, и Глеб остался один. Он едва держался на ногах от усталости, был пьян, и ему было море по колено. И привидений он не боялся. Наоборот, ему снова хотелось услышать голос и, если удастся, поговорить с ним или с ней и спросить, кто оно такое…

Он проводил ребят, запер дверь и медленно и тяжело стал подниматься по лестнице, освещая ступеньки фонариком. Дверь в его комнату была открыта, там горели свечи, и в коридоре висела туманная вязкая серость. Он подошел к двери и услышал легкий шелест справа… Резко повернулся, всмотрелся, и ему показался в конце коридора силуэт человека… женщины… Тонкая, высокая, она неподвижно стояла у стены…

Утром я позвонила на работу, сказала, что не приду по семейным обстоятельствам. Деликатный пенсионер Гавриленко спросил: может, надо чего? Так ты не стесняйся, Катенька, скажи… Я заверила старика, что все в порядке, просто кое-что накопилось по хозяйству. Понимай, как знаешь. Накопилось, и точка. После чего отправилась на кухню готовить завтрак. Утром мне достаточно овсянки и кофе, но Галка, по ее собственному выражению, привыкла завтракать как нормальный человек.

– Галюсь! – Я потрясла ее за плечо. – Вставай! Завтрак на столе.

– Который час? – Галка рывком сбросила одеяло. – Мне пора домой!

– Еще рано. Твои в гостях, так что расслабься. Сейчас позавтракаем. Знаешь, что я приготовила?

Галка втянула носом воздух, зажмурилась.

– Неужели жареная картошка? Ты чего, Катюха? Картошку с утра? Для меня?

– Для нас. Иди умывайся.

– Иду. Катюха, я так тебя люблю! – Галка шмыгнула носом…

…В двенадцать я подошла к «Магнолии» и увидела, что там ремонт. Дверь была закрыта, и я постучала. С той стороны подошел молодой человек и развел руками – видимо, давал понять, что магазин не работает. Я закричала: «Мне господина Андрейченко!»

Он кивнул и ушел. Через пять минут появился человек… Это был художник. Он открыл дверь:

– Катя, вы? Здравствуйте. Я сейчас, только скажу ребятам, подождите пять минут. Совсем упустил время… Тут уличное кафе рядом, подождите там.

…Я опустилась в легкое пластиковое креслице. Андрейченко пришел через несколько минут, сел напротив. Он умылся – лицо еще было влажно. Лет сорока или чуть больше, темноволосый, с худощавым лицом и внимательными черными глазами, он откровенно рассматривал меня.

– Как вас зовут? – спросила я.

– Вениамин Павлович. Можно Вениамин. Вы учились с Ларой…

– Училась, в школе. Что с ней случилось?

Он ответил после паузы:

– Она погибла. Вы извините, что я так, с налету. Если честно, мне и поговорить не с кем. – Он внимательно рассматривал меня своими черными глазами.

– Как погибла? – вырвалось у меня. – Авария?

– Нет. Кофе?

Я кивнула. Он подозвал официантку.

– Что случилось? – повторила я.

– Когда вы виделись с Ларой в последний раз? – Он не ответил на мой вопрос.

– Восемь лет назад. Она была такая счастливая, рассказывала, что выходит замуж за известного художника. Мы посидели в «Белой сове»…

Он хмыкнул:

– Да уж, известный. Лара любила «Белую сову», часто бывала там. Вы дружили в школе?