Шторм в тихой гавани - Наталия Антонова

– И всё-таки, – настаивала горничная.

– Нет, не сам, – призналась Ксения, – мне подруга позвонила и прислала фотку, где он целуется с другой.

– Подруга, – насмешливо протянула Тамара, – и как зовут эту добрую фею?

– Надежда.

– Ах, Надежда.

– Зря ты иронизируешь.

– Я и не иронизирую вовсе. Просто вспомнила «Служебный роман». Там героиня ликвидировала всех подруг.

– Скажешь тоже, – вздохнула Ксения.

– Ладно. Забудем временно о подругах. Лучше скажи, сам он что тебе сказал?

– Ничего!

– То есть?

– Я заблокировала его номер.

– Так разблокируй и позвони ему.

– Не могу!

– Почему? Гордыня одолела?

– При чём здесь гордыня! Мой сотовый забрала полиция.

– На, позвони с моего, – протянула ей свой аппарат Тамара.

– Нет, – Ксения покачала головой.

– Только не говори мне, что ты забыла его номер.

– Не скажу. Но звонить не буду.

– Тогда скажи его номер мне.

– Зачем?

– Затем! – рассердилась Тамара. – Если тебя посадят, то позвоню ему, скажу, чтобы сухари для тебя сушил.

– Не говори так!

– Диктуй номер!

И Ксения нехотя продиктовала. Сделала она это как раз вовремя. Тамара едва успела спрятать свой сотовый, как в дверях показался майор.

– Покиньте помещение, – велел он Тамаре, и она не посмела ослушаться.

– У вас плохие новости для меня? – тихо спросила Ксения.

Он кивнул.

– Но почему?

– На вашей одежде обнаружена кровь.

– Что же тут удивительного? – занервничала Ксения. – Я же трогала тётю!

– Тем не менее я вынужден вас задержать. Одевайтесь. Поедете с нами.

– Но подождите! Я же ни в чём не виновата! – воскликнула девушка.

– Следствие разберётся, – рассудительно успокоил её майор.

Тамара, глядя в окно, видела, как Ксению вывели из дома и усадили в машину.

– У, гад! – процедила она сквозь зубы, думая о Рудольфе. Она не сомневалась, что секретарь наговорил полиции с три короба до небес, всячески пытаясь очернить Ксению.

Она побежала на кухню и закричала, игнорируя присутствие отца.

– Мама, мама! Ксению забрали!

– Я знаю, – тихо обронила Ефросинья Павловна.

– Откуда? – растерянно спросила дочь.

– Отец сказал, – Ганина кивнула на мужа.

– Ты небось тоже наплёл им невесть что! – набросилась Тамара на отца.

– Но, но, как ты с отцом разговариваешь, – прикрикнул на неё Глеб Лазаревич, но под гневным взглядом дочери неожиданно съёжился и пробормотал, оправдываясь: – Тома! Ничего я им такого не сказал. Только, что между тёткой и племянницей пробежала чёрная кошка. И Ксения из-за этого решила уехать. Ада Константиновна, как мне показалось, отъезду племянницы обрадовалась. И всё! Больше я им ничего не сказал!

– Этого вполне достаточно, чтобы заподозрить Ксению в нелюбви к тётке.

– Ага, – ехидно хмыкнул Ганин, – ты ещё скажи, что она любила тётушку до беспамятства.

– Какая разница, любила Ксения Аду Константиновну или нет?! Она была ей благодарна за спасение матери и отзывалась о ней только в уважительном тоне.

– Зачем же она тогда стала вешаться на шею Лихолетову?!

– Да нужен Ксении этот Лихолетов, как мне твой дуб! – выпалила Тамара.

– Какой такой дуб? – растерялся Глеб Лазаревич.

– Тот, к которому ты любишь прижиматься, – сердито проговорила дочь и выбежала из кухни.

– Это всё твоё воспитание! – набросился, в свою очередь, управляющий на жену.

– Отстань, – отмахнулась от него Ефросинья Павловна, – без тебя тошно!

– Тебе-то какое до всего этого дело? – собрался разбушеваться Ганин.

– Идол! – осадила его жена. – Подумай головой своей дубовой! Ада Константиновна убита! Ксению арестовали.

– Не арестовали, а задержали.

– Один ляд!

– Ничего подобного!

Игнорируя вопли мужа, Ефросинья Павловна продолжила:

– С кем мы останемся? Кто в доме хозяин?

Ганин почесал в затылке.

– По всему выходит, что Агриппина Егоровна.

– Я тоже так думаю, – мрачно согласилась жена, – только она терпеть тебя не может! Даст нам расчёт, и куда мы пойдём на старости лет?

– Вернёмся в город в свою квартиру, – неуверенно проговорил управляющий.

– А дальше? Ты грузчиком пристроишься, а я поломойкой?!

– Что ты такое говоришь? – испуганно проговорил управляющий, только сейчас осознав все перспективы будущего своей семьи. И попытался приободриться. – Ты можешь устроиться поваром в ресторан, а я… Между прочим, такие управляющие, как я, на земле не валяются! И я найду новое место.

– Ага, с той характеристикой, что даст тебе Агриппина Егоровна, тебя не возьмут на работу даже помощником младшего дворника.

– Да что я ей, в конце концов, сделал?! – заорал Ганин.

– Тебе лучше знать, – тихо отозвалась Ефросинья Павловна.

Ганин и сам прекрасно знал, что вся его вина перед Агриппиной Павловной заключалась в том, что он относился к ней как к пустому месту. Нет, он не грубил ей и выполнял, хоть и неохотно, все её поручения, но угождал только Аде Константиновне и выслуживался лишь перед ней. И вот теперь, когда её не стало, он, судя по всему, остался у разбитого корыта. Мысленно он вынужден был согласиться с женой. А как же не хотелось покидать насиженное место!

Тамара после разговора с родителями убежала в свою комнату, наплевав на все обязанности горничной, закрылась на ключ, забралась с ногами на диванчик и уставилась на телефон. Девушка понимала, что она сама ничего сделать для Ксении не может. Ей пришла в голову мысль обратиться к Агриппине Егоровне. Но подумав, она не то чтобы совсем отказалась от этой идеи, а оставила её на крайний случай. Руднева-старшая неплохо относилась в Ксении, но знала её совсем недолго и всё, что могла сделать, – это посоветовать хорошего адвоката. А адвокату надо платить. Своих денег у Тамары было с гулькин нос. Можно было бы ещё взять у Сашки. Но он тоже не был мультимиллионером. У Рудневой-старшей деньги, конечно, имелись, но захочет ли она тратить их на спасение Ксении – большой вопрос.

И по всему выходило, что оставался только парень Ксении. Как считала сама Ксения, бывший. «Но бывший он или нет, если у него есть хоть крупица совести, он не бросит Ксению в беде и что-нибудь придумает», – решила Тамара. Она набрала номер Данилы Чижова, и ответа ей пришлось ждать довольно долго. Данила видел высветившийся незнакомый номер и не торопился отзываться. Настроение у него было паршивое, и разговаривать с незнакомыми людьми не хотелось. Но наконец он всё-таки, к огромному облегчению Тамары, отозвался.