Брусиловский прорыв - Александр Бобров

В его армии 48-й дивизией командовал Л.Г. Корнилов, сменивший в семнадцатом году Алексея Алексеевича на посту Верховного главнокомандующего. Судьба их свела ещё в начале войны. А уже в ноябре 1914 года начальник дивизии чуть не угодил под суд. 8-я армия пробилась в Карпаты, откуда 2-я сводная казачья дивизия совершает набег в Венгерскую долину. В рейд казачков отправили налегке, без артиллерии. Приказ один: наделать шума и быстро вернуться, так как подлинный смысл операции — замаскировать намерения главкома Иванова. Показать, что его войска пойдут на Будапешт, хотя на самом деле их планировалось повернуть в другую сторону — к Кракову. Но Корнилов, увлекаемый жаждой отличиться, не выполнил указания командира 24-го корпуса «стоять на позиции» и «скатился с гор» вслед за казаками. Те «произвели на всю долину панику» и повернули назад, как им и полагалось, при появлении свежих венгерских сил. А 48-я дивизия втянулась в мелкие стычки и через неделю попала в окружение. Лавру Георгиевичу, как пишет Брусилов, «пришлось бросить батарею горных орудий… часть обоза, несколько сотен пленных и… вернуться тропинками». Командарм объявил выговор корпусному командиру А.А. Цурикову, не удержавшему корниловской дивизии в горах, а самого Корнилова хотел отдать под суд. Но взмолился Цуриков, просил не наказывать «человека за храбрость». Лавр Георгиевич отделался выговором. Похожая ситуация случилась в апреле 1915 года — 48-я дивизия, перешедшая в состав 3-й армии, опять оказалась в окружении. Последовал приказ отступить, так как 2-й германский корпус прорвался в тыл русскому 24-му. Корнилова подвела самонадеянность, отходить он не захотел. В результате — плен.

Теперь биографы Корнилова считают, что именно мемуары Брусилова утвердили отрицательное мнение о полководческих качествах Лавра Георгиевича. Связывают это с личными отношениями двух генералов. Но в архивах сохранились донесения Цурикова, отражающие истинное положение 48-й дивизии весной 1915 года. Там оценки покруче брусиловских. Но все, что надо отметить, называют Корнилова храбрым, отчаянным, себя не жалеющим. Он потому и унижения пленом не перенес, сбежал, переодевшись в австрийскую солдатскую форму. Вышел к своим через месяц, босой, оборванный…

В изложении военного министра А.А. Поливанова общее отступление 15-го года выглядело так: «Пользуясь огромным преобладанием артиллерии и неисчерпаемыми запасами снарядов, немцы заставляют нас отступать одним артиллерийским огнем. Тогда как они стреляют из орудий чуть ли не по одиночкам, наши батареи вынуждены молчать даже во время серьёзных столкновений. Благодаря этому, обладая возможностью не пускать в дело пехотные массы, неприятель почти не несёт потерь, тогда как у нас люди гибнут тысячами. Естественно, что с каждым днём наш отпор слабеет, а вражеский натиск усиливается». Отступление 1915 года стало тяжёлым ударом для морального духа российских войск. По воспоминаниям генерала Деникина: «Весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии — отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы».

Общая обстановка усугублялась непродуманным вывозом беженцев. Многие из них принадлежали к национальным меньшинствам западных национальных окраин империи: поляки, выселяемые из прифронтовой полосы евреи, немецкие колонисты, не желавшие жить при германской оккупации латыши и др. Примерно в то же время с южных окраин бегут от турок армяне и греки.Общие масштабы явления оцениваются до 2 млн. 200 тыс. чел., основная масса которых прибывает в центральные районы России в июле — августе 1915 года, окончательно же эта миграция завершается в декабре 1915 года. Среди беженцев свирепствовали дизентерия и тиф. Около 16% из них умерли в пути. Исследователь И.В. Нам приводит другую оценку — по крайней мере в 5 млн. перемещённых лиц, в том числе 3,2 млн. «призреваемых», из которых на конец 1916 года насчитывалось 58.8% русских, 15% поляков, 10% латышей, 6,4% евреев, больные — медленно тянулись по дорогам, хороня у дороги на обочинах детей и стариков, не выдержавших трудностей пути. Трупы лошадей вдоль дорог отступления были другой приметой.

Двигаясь к местам назначения, беженцы сеяли панику и деморализовали тыл, разносили болезни. Однако шоссейных и грунтовых дорог в конце концов тоже не хватило. В ряде районов беженцы шли сплошной стеной, вытаптывали хлеб, портили луга и леса, оставляя за собой пустыню. Не только ближние, но и глубокие тылы русской армии были опустошены, разорены, лишены последних запасов… Опустошение губерний запада России, изгнание их населения в глубь страны привели к деморализации населения внутренних губерний, дезорганизации транспорта и хозяйства, к росту недовольства и недоверия к власти в стране, которые в 1917 г. вылились в революцию».

В середине лета 1915 года в результате Горлицкого прорыва немецких войск русские армии были вынуждены целиком оставить Галицию. До конца года войска вели позиционные бои, не приносившие ни одной из сторон успеха. Лишь к декабрю сражения на Юго-западном фронте затихли, а в Ставке стали разрабатывать планы будущей кампании. Американский журналист Джон Рид в качестве корреспондента журнала «Metropolitan Magazine» летом 1915 года побывал на Юго-западном фронте, изложив затем свои впечатления в очерке «Как они воевали», впервые опубликованном на русском языке в журнале «30 дней». Он рассказал о случае пропажи 17 миллионов мешков муки, предназначавшихся для армии Юго-западного фронта. Русский полковник, разговаривавший с Ридом, предполагал, что мука была продана румынам, а затем переправлена в Австрию. Рид также обнародовал и много других чудовищных фактов неорганизованности, халатности, воровства и взяточничества, царивших в русском тылу.

В 1915 году окончательно стала очевидной необходимость мобилизации российской экономики, её перевода на военные рельсы. В России подобные шаги принимают форму Особых совещаний и Военно-промышленных комитетов. Параллельно аналогичные усилия предпринимают, в той или иной степени, все остальные воюющие державы. Требовались и перемены в командовании. По воспоминаниям современников, великий князь ещё в 1915 году пользовался значительной популярностью как среди солдат, так и среди горожан. Широко раскупаются его портреты и почтовые открытки с его изображением. Разошедшиеся в народе слухи приписывали ему личное нахождение в окопах, избиение и срывание погон с непопулярных среди солдат генералов, особая нетерпимость к офицерам и генералам с немецкими фамилиями. Слухи также утверждали, что великий князь в ответ на предложение Распутина приехать на фронт якобы телеграфировал: «Приезжай — повешу», а на вопрос царя «Где противник?» ответил: «В двух шагах позади», намекая на военного министра.

Разросшийся культ великого князя Николая Николаевича поначалу охотно поддерживался властями, считавшими, что «вера армии и народа в вождя — первый залог успеха». Со временем, однако, пропаганда превращает его фактически во второе лицо империи, и слухи становятся всё более фантастическими: «Николаю Николаевичу, может быть, доверяют, но государю никто не доверяет. Он баба, даже хуже бабы», «Нужно молиться за воинов и Великого князя Николая Николаевича. За государя же чего молиться. Он снарядов не запас, видно, прогулял…», «Государь Император продал Перемышль за 13 миллионов рублей, и за это Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич разжаловал царя в рядовые солдаты», «наша Государыня передаёт письма германцам. Если бы я был на месте Николая Николаевича, я бы ей голову срубил».