Огненная обезьяна - Михаил Попов

Краем глаза капитан увидел, что Мышкин взвел курок пистолета и уже сыпет порох на полку из своей щегольской, украшенной серебром пороховницы. Капитан сделал страшное лицо и показал унтеру кулак.

Конечно же, стрелять было нельзя. Ссадишь одного, может быть, а каковы будут последствия? Можно сгубить всю команду.

Мышкин, как ни чесался у него стрелковый палец, стерпел. Обширная мишень шумно и тяжко проследовала мимо.

Человек в расстегнутом ментике, споткнулся о луговую кочку и рухнул ничком. Стал истерически ворочаться, пытаясь вскочить на ноги, но это получалось у него медленно, слишком медленно. Набегавшие ленивой рысью лошади, неумолимо сокращали расстояние. Три самурая сверкали своими мечами, словно узкими кусками зеркала, один ладил к животу арбалетину, еще один крутил на свежем воздухе лоснящимся волосяным арканом. В приемах рогатых кавалеристов было много неловкости и дилетантизма, они едва удерживались в седлах, лошади виляли и дергались, но, при всем при этом, было понятно, что валяющийся гусар обречен.

Пешие вороги, которых на берегу и в саду насчитывалось уже числом до тридцати, подкрикивали всадникам что-то бодрящее, японское. Лежавших на берегу пленников подняли и погнали к уцелевшему сараю, запереть от греха.

Фурцев машинально цапнул зубами еловую ветку и стал жевать хвою, густой едкий дух ударил в ноздри и стал затекать дальше в горло, но ощущение тошнотворного волнения перебить был не в состоянии.

Безлошадный гусар, наконец, поднялся, но дальше не побежал — не имело смысла. Он обернулся лицом к подъезжающей опастности. В одной руке у него был пистолет, в другой сабелька. Храбрец, однако, подумал поручик. Но тут выяснилось, что гусар-то наш не так прост, как могло показаться. Когда конным самураям оставалось не более двадцати шагов до своей несомненной жертвы, из репейникового укрытия поднялся еще один витязь воинства православного. Какого полка не понять, ибо был он в одной рубахе, в которой должно быть и сбежал вчера в темень от вражеской кавалерии. Всю ночь хоронился в высоких травах, а теперь встал, да не просто так, а с ружьем наведенным прямо в самурайские спины.

В тот же самый миг резко сменилась тональность и интенсивность криков, издававшихся японскими "болельщиками". Всадники остановились и стали оглядываться, тяжело ворочаясь в седлах, дабы углядеть, что за опасность появилась сзади, и сделались совсем уж лакомыми мишенями для полуголого стрелка.

Раздался хлопок-треск — выстрел.

Фурцев мысленно похвалил пехотинца за правильный замысел: тот целился не в человека, а в коня, и, поэтому, попал. Грузная, неловкая конная статуя, тяжко рухнула в траву. Придавленный арбалетчик — как минимум, сломанная нога — выпустил в небо короткую стрелу, то ли от неожиданности, то ли от отчаянья. И истошно, нерыцарственно, заорал.

Удачливый стрелок отбросил сослужившее ружье, и тут же подхватил из травы другое. Когда бы не убийственное преимущество ворога в живой силе, этот бой мог бы окончиться успешно. Но к стрелку уже неслось с десяток злых сабельщиков, беспорядочно мелькая клинками. Сколь бы их не спотыкалось, не падало усами в траву, пехотинцу было не спастись. Он наверняка слышал их крики и даже топот их шагов, но продолжал целиться. Конные уныло и несчастно топтались, хуже нет в мире роли, чем роль одушевленной мишени.

Пехотинец не зря целился. Пуля попала коннику с петлей в голову. Лизнула по щеке и сорвала с головы шлем. Шлем взлетел в воздух как птица, хлопая навесными пластинами. В тот же момент, быстрый меч, рубанул стрелка по левому плечу. Остер он был необыкновенно, потому что рубаха мгновенно окрасилась вся. Прочие удары были уже излишни.

Фурцев закрыл глаза. И лишь услышал пистолетный выстрел гусара. Открыв глаза, капитан увидел, что гусар крутится на месте, отмахиваясь слабой саблей, а вокруг него толкутся три всадника, зло, но неловко пытающиеся дотянуться до него своими мечами. Мощные панцири явно затрудняли их движения, ловкий, ладный гусар все уворачивался и уворачивался, но было все равно ясно, что проиграл. Сорвал с плеча ментик и швырнул в морду одной из окруживших лошадей и бросился под брюхо второй, пытаясь вырваться из окружения, и вырвался бы, если бы не пешие самураи. Отбежав от всадников всего на несколько шагов, гусар наткнулся на меч.

Фурцев сплюнул хвойную жвачку.

Мышкин тоже сплюнул, но всухую.

— Ничего, воевать с ними можно.

Весь день шла подготовка к военным действиям. Первое дело — вооружение. Будкин с Доскиным, под началом географа, откопали и приволокли в "лагерь" ящик с бомбами. Черными, круглыми с торчащим из крышки отростком фитиля. Девять штук. Их вид вселял уверенность.

Мышкин провел занятие по взрывному делу. Даже для артиллеристов было откровением, что, запалив фитиль, не надо сразу же бросать бомбу. Есть риск получить ее обратно, от противника сохранившего самообладание. Нужно дождаться пока фитиль дотлеет почти до конца и только после этого совершать прицельное метание. Будкин с Доскиным учились жадно, радуя унтера. Колокольников смотрел на все круглым, немигающим взором, казалось, что он пребывает мыслью где-то не здесь. Но стоило Мышкину задать ему конкретный вопрос, он отвечал по существу, привычка бывшего студента. Плахов активно участвовал в учении, но чувствовалось, что более всего он надеется на то, что до настоящего бомбометания дело все же не дойдет.

За становищем самураев велось непрерывное наблюдение. Фурцев, Мышкин и географ сменяли друг друга каждые два часа. Пришли к единому выводу, что на месте разгромленного штаба, располагается глубокий тыл самурайского войска. Судя по выстрелам в районе раздвоенного утеса, именно там разворачивались основные боевые события. Стало быть, Родионов держится. Стало быть, помимо удачной позиции, удалось ему обзавестись и кое каким оружием. Ясно было и то, что на утесе этом ротмистр как в осаде, подмоги от него ждать не следует. Сколько он там простоит, одному Богу известно. Действовать придется исключительно в расчете на свои силы. Чтобы уяснить себе полную картину театра, Фурцев отправил Мышкина в рискованнвый разведвыход в район пресловутой батареи единорогов. Скрепя сердце, отправил, ибо, если унтер падет на этом задании, боевая ценность всего отряда упадет практически до нуля. Но и не послать было нельзя. Опасно воевать с закрытыми глазами. А вдруг ворог лишь обманывает своим спокойным поведением у пруда, а сам уже крадется краем леса, уже невидимо обходит.

Мышкин быстро и скрытно сбегал по правому флангу позиции и донес следующее: в самом деле, вся узкоглазая рать повернута в сторону утеса и охватывает его наподобие полукруга. За березовой рощей, что на том берегу пруда, среди захваченных пушек, теперь главная ставка самурайского командирства. Красные шатры с нарисованными на боках белыми иероглифами. Сами орудия не изломаны, как можно было ожидать, а, наоборот, находятся в центре внимания, японцы изучают технику, и вскоре ею овладеют, в силу своей огромной природой переимчивости. Там же и все пороховые запасы, и открытые ящики с бомбами.

— Хвалю, но как же ты все это рассмотрел? — Спросил капитан.