Фунгус - Альберт Санчес Пиньоль

– Вот вы, например, – спросила его Майлис, – какую Власть ищете?

Антонио на минуту задумался и сказал себе, что на самом деле его интересует только та власть, которая позволит ему стать героическим тенором. Однако признаться в этом он не решился и ответил с поистине кастильской галантностью:

– Ту власть, которая бы позволила мне вас соблазнить.

Она сделала вид, что не расслышала, и под каким-то предлогом вышла из комнаты.

На третий день туман наконец рассеялся. «Западный склон… Они… на западном склоне…»

Ордоньес выбрал двадцать солдат и своего лучшего сержанта по прозвищу Малагенец. В каждом полку испанской армии всегда есть сержант, которого все так называют. Никого не называют Леридцем и Понтеведренцем, а вот без Малагенцев дело не обходится. Самое смешное – Малагенец из полка Ордоньеса был вовсе даже не из Малаги, а из Мотриля. Ордоньес приказал солдатам отправиться на разведку на западный склон, стрелять только в случае нападения, если таковое случится, а потом вернуться в Велью.

Отряд вышел из городка затемно. Майлис, всегда встававшая очень рано, вышла на большой квадратный балкон с деревянными перилами, покрашенными коричневой краской. Вершины гор казались оттуда зубьями огромной пилы – из отцовского дома открывались прекрасные виды. Вдали, среди гор, все еще можно было разглядеть солдат. Они медленно поднимались по склону и с большого расстояния казались дисциплинированной колонной синих муравьишек. Но вскоре они исчезли за холмами.

После обеда Антонио исхитрился оказаться на балконе, когда туда вышла Майлис. Он заявил, что обдумал их разговор о менайронах и пришел к следующему заключению: он – представитель армии, обладает всеми полномочиями, отдает приказы, а значит, располагает властью. И власть эта останется у него навеки. Словно желая ее продемонстрировать, Антонио уселся на стул, положил ноги в сапогах на коричневые перила балкона и с гадкой улыбкой на лице заявил:

– Власть у меня в руках, не так ли?

Майлис его поведение крайне не понравилось, и она собралась уходить, заметив с иронией, что у отца до сих пор пошаливает сердце после того, как его собирались расстрелять. Но Ордоньес схватил ее за запястье и повторил:

– Власть – это я.

Майлис погрозила своим учительским пальцем у него перед носом, давая понять, чтобы он держал свои губы подальше, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы вдали не послышался какой-то грохот.

Сперва раздались хлопки, словно кто-то взрывал петарды. Ордоньес отпустил Майлис и с тревогой посмотрел вдаль. Это гремели выстрелы. Много ружейных выстрелов. Он приказал, чтобы ему принесли бинокль. Встревоженные офицеры тоже поднялись к нему на балкон.

Ордоньес и два командира батальонов просидели на балконе довольно долго, глядя в ту сторону, где шла перестрелка. Они могли только догадываться, что происходит там, в диких горах. Выстрелы раздавались еще некоторое время, потом все реже и реже, пока не стихли совсем. И только затем они увидели его.

Точка с руками и ногами неслась в сторону Вельи. Ордоньес навел на нее бинокль и увидел перепуганного сержанта. Тот возвращался один.

* * *

Если публике угодно выслушать рассказ о самой невероятной военной операции девятнадцатого века, то сержант из Мотриля, испуганный и почти неграмотный, вряд ли будет лучшим рассказчиком. Чтобы облегчить ему задачу, Антонио отвел его в осталь градоначальника, усадил возле очага, велел опустить ноги в таз с горячей водой и укутаться одеялом. Кто-то раскурил ему сигарету, и наконец он заговорил.

По словам Малагенца, сначала они двигались спокойно, хотя ступни ныли на постоянных подъемах. Но дорога не казалась чересчур трудной. Тут и там на склонах росли чахлые деревца и торчали скалы, но время от времени попадались и довольно большие горизонтальные участки, позволявшие солдатам немного передохнуть. Но вскоре на пути стали попадаться всякие странности, просто невероятные странности.

Первый сюрприз ждал на одной из горизонтальных площадок, на которой беспорядочно громоздилась диковинная мебель: некое подобие диванов, сделанных из необструганных веток с подушками из прессованного мха. Одноместные, двухместные, трехместные. Диваны в форме буквы «Г», прямоугольные гиганты, где могли поместиться человек двадцать… Никто не решился присесть на эти нескладные творения, имитировавшие обстановку мирного и спокойного быта, при том что удобства в них было так же мало, как жизни в глазах фарфоровых кукол.

Отряд продолжил путь, предварительно зарядив винтовки и держа их наперевес. Двадцать человек неустанно глядели по сторонам. Им казалось, что за каждым кустом, за каждым деревом, за каждым выступом скалы прячется враг. Вдруг они заметили, что не слышно ни пения птиц, ни жужжания насекомых. Сержант посмотрел вверх. Высоко в небе летали стервятники, но ни один не кружил над их головами, словно даже эти птицы смерти избегали участка горы, по которому проходил их путь.

Рота дошла до горной речки. Малагенец заверил, что увиденная там картина выглядела абсолютно безобидной, но по какой-то неясной причине показалась до крайности зловещей. Над речкой кто-то возвел больше дюжины мостов. На участке длиной не более ста метров они насчитали их тринадцать штук: каменные мосты, мосты из бревен, из веток и камней. Построенные кое-как, частично разрушенные. Мосты, множество мостов, которые не служили священному делу соединения двух берегов, а преследовали лишь одну цель: свести с ума людей, которые на них смотрят. Зачем их построили? Кому понадобились тринадцать мостов на таком крошечном пятачке? Да еще и построенных кое-как!

Кое-кто из солдат засомневался. Стоит ли двигаться дальше? Любой мигом бы понял, что они оказались в непонятном, фантастическом и призрачном мире. Многие солдаты предпочитали вернуться под благовидным предлогом: предупредить начальство. Но сержант приказал двигаться вперед.

Однако они не были готовы увидеть картину, ожидавшую за следующим поворотом. Уже некоторое время их сопровождал тошнотворный запах разлагавшегося мяса. Солдаты, шедшие впереди, раздвинули кусты и замерли с открытым ртом.

Трупы двоих гражданских гвардейцев, погибших довольно давно, были зарыты в землю до пояса друг подле друга, как два куста герани. На них еще виднелись зеленые мундиры, но от тел остались почти одни кости. Картина ужасала и одновременно сбивала с толку: зачем понадобилось убийце зарывать тела в землю таким диким способом? Солдаты отступили назад, стеная и чертыхаясь.

Следующее явление они не увидели, а услышали. Пока сержант пытался урезонить солдат, напуганных видом трупов, раздался какой-то стук.

Никто не понял, что это было. Издалека доносились глухие непрерывные удары. Отряд двинулся в их сторону, и скоро среди скал показался проход. Каменные стены были увиты вековым полузасохшим плющом с темно-зелеными листьями. Солдаты продвигались медленно, осторожно шагая по рыхлой, богатой железом почве. В конце туннеля обнаружилась стена, представлявшая собой как бы фасад горы. Но самое удивительное было другое: в стене имелась дверь, грубо сколоченная из нестроганых досок. Двадцать солдат невольно нацелили свои винтовки, потому что из-за нее и раздавались удары. Этот звук нельзя было описать: казалось, тысячи молотков стучали и стучали сами по себе, вразнобой, словно в недрах горы скрывалась кузница Вулкана.