Прости грехи наши - Ромэн Сарду

Фабр выбрал двух скакунов. Тот, что был помоложе, предназначался Эймару.

— У вас обязательно должен быть более сильный конь, — сказал он Жильберу. — Это совет хозяйки замка.

Затем управляющий помог Эймару взобраться на коня, после чего обвязал вокруг его талии широкий прочный пояс, крепко прикрепленный к седлу. Теперь пленнику было не так-то просто убежать! На поясе имелся замок, ключ от которого Фабр отдал Жильберу. Кроме того, он передал сопровождавшему пленника юноше специальный железный зажим.

— Когда он будет слезать с коня, прикрепляйте эту железяку к его лодыжке. Она не позволит ему убежать.

Молодой стражник был премного удивлен столь серьезным мерам безопасности, предпринимавшимся в отношении этого юноши с внешностью аббата. Жильбер внимательно оглядел Эймара: ростом, горделивой осанкой, лазурно-голубыми глазами он очень походил на своего отца Энгеррана… Однако угрюмое и раздраженное выражение его лица явно не гармонировало с одеянием священника. Этому весьма своеобразному пленнику было лет тридцать, не больше. Что же он натворил, если его везут в Рим по письменному распоряжению самого Папы Римского?

Всего через несколько часов после своего приезда в замок Морвилье Жильбер уже скакал в обратном направлении.

Сын Энгеррана стойко переносил тяготы пути. Он оказался превосходнейшим наездником и сидел в седле прямо, как человек с военной выправкой. Холод, голод, сильный встречный ветер — все ему было нипочем.

Жильбер неуклонно придерживался именно того маршрута, который был ему предписан во дворце Латран. Он проезжал с Эймаром через те же самые военные посты, получал в конце перегонов тех же самых лошадей, останавливался в тех же самых резиденциях ордена тамплиеров, где получал по чекам деньги, ночевал в тех же самых монастырях и на тех же самых постоялых дворах, что и на пути в Морвилье. На постоялых дворах Эймар неоднократно проявлял свой крутой нрав. Пересекая Францию с севера на юг, юноши несколько раз проезжали мимо городов и владений, где у Энгеррана или его сына имелись друзья.

— Будет лучше, если мы заедем к моим знакомым, чтобы отдохнуть по-человечески, — то и дело предлагал Эймар. — Я терпеть не могу эти постоялые дворы. Они пользуются дурной славой, в них плохо отапливают помещения, а на ужин подают едва теплую кашу и низкосортное вино.

Однако Жильбер каждый раз отвергал подобные предложения. Он не собирался отклоняться от предписанного маршрута.

У Эймара был очень тяжелый характер. Этот молодой человек легко выходил из себя и неоднократно демонстрировал свое пренебрежительное отношение к окружающим, несмотря на то что являлся священником. Кроме того, он не раз шокировал своего спутника высказываниями, имеющими сомнительный смысл, порою откровенно кощунственными.

В Лакретель-сюр-Аржан с ними произошел неприятный инцидент. Проезжая мимо одной маленькой деревушки, они неподалеку от кладбища встретили похоронную процессию, направлявшуюся с гробом к уже приготовленной яме. Родственники покойного были буквально убиты горем. Однако когда они увидели проезжающего мимо аббата, то даже вскричали от радости. Выяснилось, что кюре данного прихода умер несколько недель назад, а его преемник должен был прибыть лишь следующим летом. Поэтому получилось так, что покойный — глава семьи — умер без исповеди и отпущения грехов. Дети покойного стали умолять Эймара хотя бы благословить могилу их отца. Этого благословения, по их мнению, было бы вполне достаточно.

Однако молодой дю Гран-Селье наотрез отказал им. Более того, он плюнул на гроб и послал родню покойного ко всем чертям.

Жильбера поразила подобная бессердечность.

В тот самый день когда Энно Ги уехал из города в Эртелу, а Шюке — в Париж, монахи Мео и Абель с наступлением темноты направились, даже не взяв с собой свечу, в зимнюю резиденцию епископа в доме каноников.

Дверь, распечатанная накануне викарием, так и осталась приоткрытой. Монахи, не произнося ни слова, взломали замок на большом деревянном сундуке, в котором хранились вещи покойного епископа, и вытащили три большие горизонтальные перегородки, на которых лежали пачки листков и книги Акена.

По-прежнему не произнося ни слова, они спустились в большой общий зал, где уже вовсю пылал разведенный ими в очаге огонь. Окна и двери дома каноников все еще были забаррикадированы. Хотя в этом большом здании не было никого, кроме Мео и Абеля, они старались вести себя очень тихо, словно боялись, что кто-то может их здесь обнаружить. Они даже не стали брать с собой ни факела, ни свечи, когда ходили в келью Акена, чтобы никто не увидел в окне кельи свет посреди ночи.

Монахи положили книги и бумаги епископа перед очагом и начали разбирать их, стопка за стопкой.

Старший из монахов, Абель, первым наткнулся на святотатственные рисунки. Затем они вдвоем долго разглядывали большой пергамент, некогда так поразивший Шюке. Абель обвел указательным пальцем по контуру рисунка.

— Это границы епархии Драгуан, — сказал он.

Да, это была своего рода аллегорическая карта. Но откуда она взялась у Акена? И какое отношение имели эти фигурки, изображающие конец света, к такому тихому захолустью, каким был Драгуан? Монахи обратили внимание на написанное в углу рисунка имя его автора: «Астаргуан».

Монахи не стали долго ломать себе голову. Они просто бросили этот удивительный рисунок в огонь. Вслед за ним в огонь вскоре полетели и другие мистические рисунки и тексты. Такая же судьба затем постигла все отчеты, поступившие из приходов епархии Драгуан с 1255 года, то есть с момента приезда Акена. Мео и Абель действовали не торопясь. В течение нескольких часов, ловко орудуя кочергой, они сжигали один за другим листки с записями, превращая в пепел все письменные документы, имеющие отношение к деятельности покойного епископа.

Роясь в архиве епископа, Абель обнаружил личное дело Энно Ги. Это досье он решил сохранить. Все остальное полетело в огонь. Даже деревянные перегородки, которые лежали в сундуке епископа, были разломаны и сожжены. Когда же настало утро, монахи довершили начатое ими дело тем, что вытащили и сам сундук Акена и, разломав его при помощи кувалды на куски, сожгли в очаге — вслед за его содержимым.

Затем они уселись за стол в трапезной, расположив перед собой два листка для письма, перо и чернильницу. У Абеля имелась при себе секретная таблица, позволяющая шифровать сообщения, пользуясь определенным кодом. Стараясь писать как можно более аккуратно, Абель вкратце изложил на пергаменте все события, произошедшие в Драгуане за последние три дня: приезд Человека в черном, убийство епископа, неожиданное появление молодого кюре и его отъезд в обнаруженную в прошлом году Богом забытую деревню. Абель добавил также описание внешности Энно Ги и выдержку из его личного дела.

— Это письмо не уйдет из Драгуана до наступления хорошей погоды, — сказал Абель. — Сейчас дороги занесло снегом, к тому же Шюке забрал всех наших лошадей.

— Все равно нам нужно было составить это письмо именно сегодня, чтобы потом что-нибудь не упустить.