На высотах твоих - Артур Хейли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я из университета Чаттануги, сэр, – представился паренек. – Изучаю конституционную историю. Мне подумалось, что, пока я здесь…
Дейтц взглянул на часы.
– Ну, если мы поторопимся, я покажу вам. Пойдемте со мной.
Кивнув привратнику, он повернулся к лестнице, по которой только что спустился.
– Вот это здорово! – долговязый второкурсник шел рядом с ним легким размашистым шагом. – Просто потрясающе!
– Если вы изучаете конституционную историю, – обратился к нему Дейтц, – то, значит, понимаете различия между канадской системой правления и вашей.
Юноша кивнул:
– По-моему, да. В основном. Главное различие в том, что у нас президент избирается, а ваш премьер-министр – нет.
– Да, как премьер-министр он не избирается, – согласился Дейтц. – Однако чтобы попасть в палату общин, он должен выставить свою кандидатуру и добиваться избрания членом парламента наравне с другими депутатами. После выборов лидер партии парламентского большинства становится премьер-министром и формирует кабинет из числа своих сторонников, – Лекторским голосом Дейтц продолжал объяснять:
– Канадская система представляет собой парламентскую монархию с единой непрерывной вертикальной линией власти, идущей снизу вверх от рядового избирателя через правительство до короны. Ваша система отличается разделением власти: часть принадлежит президенту, другая – конгрессу.
– Система “сдержек и противовесов”, – уточнил студент. – Только порой “сдержек” бывает столько, что просто ничего не делается.
Бонар Дейтц усмехнулся.
– От комментариев по этому поводу я воздержусь. Чтобы не подорвать двусторонние отношения.
Они вошли в вестибюль палаты общин. Бонар Дейтц распахнул одну из тяжелых двустворчатых дверей и провел юношу в зал заседаний. Они остановились, обволакиваемые глубокой – почти физически ощущаемой – тишиной. В зале горело всего несколько ламп, и его дальние углы и убегающие вверх ярусы кресел терялись в темноте.
– Когда палата заседает, здесь гораздо оживленнее, – сухо заметил Дейтц.
– А я рад, что увидел ее именно такой, – почти шепотом признался юноша. – В этом есть что-то от храма, своеобразное благолепие…
Дейтц улыбнулся:
– У палаты очень давние традиции.
Они пошли в глубину зала, и Дейтц стал объяснять, как премьер-министр и лидер оппозиции – в данном случае он сам – ежедневно встречаются здесь лицом к лицу.
– Понимаете, – сказал он, – мы считаем, что в отсутствии промежуточных звеньев есть много преимуществ. При нашей системе правления исполнительная власть непосредственно подотчетна прямо парламенту за все свои действия.
Студент с любопытством взглянул на своего гида.
– Значит, если бы от вашей партии было избрано больше депутатов, сэр, вы бы сейчас были премьер-министром, а не лидером оппозиции?
– Да, – коротко ответил Дейтц.
С простодушной прямотой юноша спросил:
– И как вы думаете, вам это когда-нибудь удастся?
– Иногда я сам себя спрашиваю о том же, – с кривой усмешкой признался Дейтц.
Поначалу он намеревался уделить экскурсии всего несколько минут, но поймал себя на том, что паренек нравится ему все больше и больше, и, когда осмотр закончился, оказалось, что он занял гораздо больше времени. Опять он позволил себе увлечься, подумалось Дейтцу. С ним это частенько случалось. Порой он задавал себе вопрос, а не в этом ли кроется подлинная причина того, что он не добился больших успехов в политике. Другие – и Джеймс Хауден был одним из них – видели перед собой прямую дорогу и шли по ней, не уклоняясь в сторону. Дейтцу это никогда не удавалось, ни в политике, ни в чем ином.
В Ридо-клуб он прибыл с опозданием на час. Снимая пальто, он вдруг удрученно вспомнил, что обещал жене большую часть дня провести дома. В гостиной сенатор Деверо тихонько похрапывал в блаженном сне.
– Сенатор! – вполголоса окликнул его Бонар Дейтц. – Сенатор!
Старик открыл бессмысленные со сна глаза.
– Боже! – он выпрямился в кресле. – Похоже, я уснул.
– Вам, наверное, показалось, что вы в сенате, – предположил Бонар Дейтц. Он угловато сложился пополам, усаживаясь в кресло рядом с сенатором.
– Тогда бы вам не удалось так легко меня разбудить, – со смешком парировал Ричард Деверо. Поерзав в кресле, он достал из кармана клочок газеты, который вырвал в читальном зале. – Почитайте-ка вот это, мальчик мой.
Дейтц пристроил на носу очки без оправы и внимательно прочитал предложенный текст. Сенатор же в это время обрезал кончик сигары и начал ее раскуривать.
Подняв глаза от газетной вырезки, Дейтц сдержанно сказал:
– У меня два вопроса, сенатор.
– Так не стесняйтесь, мальчик мой, задавайте ваши вопросы.
– Вопрос первый. Поскольку мне уже шестьдесят два года, вы не посчитали бы возможным перестать говорить мне “мальчик мой”?
Сенатор насмешливо хмыкнул.
– Вот от этого у вас, у молодежи, половина неприятностей. Вы все торопитесь стать стариками. Да не тревожьтесь и не спешите так – возраст возьмет свое, и скорее, чем вы думаете. Теперь, мальчик мой, что у вас еще за вопрос?
Бонар Дейтц отрешенно вздохнул. Уж он-то знал, что спорить со стариком бесполезно, тем более что, как он подозревал, сенатор просто его поддразнивает. Он закурил сигарету и спросил:
– Так что там с этим парнем в Ванкувере, как его – Анри Дюваль? Вы что-нибудь знаете?
Сенатор Деверо энергично помахал сигарой.
– Абсолютно ничего. Кроме того, что в ту же секунду, как я прочитал о несчастном юноше и его отвергнутом обращении за разрешением на въезд в нашу страну, я сказал себе: “Вот возможность копнуть как следует грязи и досадить нашим оппонентам”.
В гостиной появилось еще несколько завсегдатаев, которые, входя, здоровались с Дейтцем и сенатором Деверо. Сенатор заговорщически понизил голос.
– Слышали, что произошло вчера в государственной резиденции? Драка между членами кабинета! Бонар Дейтц кивнул.
– И отметьте себе – прямо на глазах у законно назначенного представителя нашего милостивого суверена!
– Бывает, – обронил Дейтц. – Помнится, однажды и наши затеяли потасовку…
– Остановитесь, мальчик мой! – Сенатор Деверо казался совершенно потрясенным. – Вы совершаете непростительный для политика грех – пытаетесь быть честным!
– Послушайте, – посерьезнел Бонар Дейтц, – я обещал жене…
– Буду предельно краток, – перекатив сигару в левый угол рта, сенатор поднял пухлую ладонь и стал загибать на ней толстые пальцы. – Пункт первый – мы знаем, что среди наших оппонентов возникли разногласия, о чем свидетельствует вчерашний инцидент. Пункт второй – из того, что мне донесли мои осведомители, явствует, что искра, приведшая к взрыву, имела отношение к иммиграции и Харви Уоррендеру, этому нашему интеллектуалу с протухшими мозгами. Вы следите за моей мыслью?