Тайный рыцарь - Руслан Мельников

— Не погибнем. На крайний случай у нас конь есть. Целая гора мяса! Совсем туго придется — съедим.

— Фу! — полячка поморщилась. — Есть конину?! Да я лучше сдохну, чем уподоблюсь твоим дружкам-татарам.

— Ничего, поголодаешь еще денек — умнешь за милую душу. Поехали.

Он потащил тевтонского жеребца прочь с опасной дороги. Аделаида в ярости спрыгнула с седла.

— Послушай меня, Вацлав. Хоть раз послушай! Даже если мы с тобой съедим целый табун лошадей, все равно добраться до Руси без проводника не сможем. Вернуться во Взгужевежу — тоже. Тем более пешими. Это же Пруссия — дикая страна. Кругом леса да болота. И язычники, ненавидящие добрых христиан лютой ненавистью. Меня уже чуть не принесли в жертву на капище идолопоклонников. Второй раз испытывать судьбу я не желаю.

— Нам известна дорога к Наревскому замку. Для начала обойдем его, а там видно будет.

— Обойдем?! А ты уверен, что нас пропустят? Да, возможно, твою дружину оставшиеся в крепости тевтоны остановить не смогли, но с нами-то уж как-нибудь управятся. Даже если не убьют сразу — устроят допрос, которого ни тебе, ни мне не выдержать. Здесь не безопасная Кульмская комтурия, Вацлав! Здесь немцы наверняка осторожничают сверх всякой меры и тщательно проверяют каждого путника. Если таковые вообще заходят в эти проклятые края.

— Что ты предлагаешь? Ждать у тракта продовольственный обоз из комтурии? Так маловато нас для грабежа-то. Пан Освальд — и тот на такие дела целую ораву с собой водит.

— Я предлагаю ехать по этой дороге в Хелмно. И добыть там себе пропитание честным путем.

У Бурцева отвисла челюсть. Неужели гордая дочь Лешко Белого Агделайда Краковская готова наняться в работницы к какому-нибудь орденскому кастелянину? Или муженька запрячь хочет? Так ведь он никакому ремеслу не обучен.

— О чем ты говоришь, Аделаида?

— Помнишь Фридриха фон Берберга из Вестфалии?

Бурцева передернуло — еще бы не помнить! Он вовек теперь не забудет этого типчика.

— Так вот, благородный Фридрих направлялся в Хелмно, намереваясь принять участие в турнирах.

— Чтоб его там зашибли, на фиг, — прошипел сквозь зубы Бурцев.

— Что?

— Нам-то, спрашиваю, какая с того радость?

— Как какая? Почему бы тебе тоже не поучаствовать в турнирах? По правилам ристалищного боя победителю достается все имущество побежденного. Ты бы отбил для нас чьих-нибудь коней, припасы и снаряжение, с которым можно смело отправляться в дальний путь. Там же, в Хелмно, можно передохнуть и поискать проводника. Ты, Вацлав, главное, выбери противников побогаче и выиграй побольше боев. А я, если хочешь, буду вдохновлять тебя на победу.

Ах вот в чем дело! Бурцев усмехнулся. Как же все просто выходит у Аделаиды. Нет, он, конечно, не возражает. Только есть тут одна загвоздочка.

— Нам ведь придется лезть прямо в лапы к кульмским крестоносцам. А они вряд ли проявят гостеприимство по отношению к малопольской княжне, за которой охотился еще Конрад Тюрингский. Да и меня после Легницкой битвы и дружбы с разбойничьим паном Освальдом немцы, наверное, не шибко жалуют.

— А как они узнают, кто я такая и кто ты? — Аделаида скорбно скривила губы. — Я и на княжну-то уже давным-давно не похожа. А ты… Ты что, ни разу не был на турнирах? Не видел, какое там столпотворение?

«Не был, не видел», — он вовремя прикусил язык — незачем, наверное, признаваться в этом Аделаиде. Но зато ляпнул другую глупость.

— Фридрих фон Берберг знает, кто ты такая, — напомнил Бурцев.

— Бряд ли мы его встретим, но даже если и так…

Показалось, или мечтательная улыбка все же мелькнула на устах княжны? Бурцев нахмурился: фон Берберг опять совершенно беспардонно вторгался в их жизнь. А сам виноват: кто просил упоминать о вестфальце?

— … Фридрих не причинит мне вреда, — продолжала Аделаида. — Он — человек чести. И он дал рыцарское слово хранить мой титул в тайне. За себя тоже не бойся: если я попрошу, фон Берберг никому не скажет о тебе ни слова. Никто не узнает даже, что ты путаешься с язычниками и лично знаком с желтолицым жрецом пруссов.

Бурцев поморщился: вот уж спасибо, благодарю покорно. Ничем быть обязанным вестфальцу он не желал. А Аделаида все тараторила:

— Кроме того, правила турниров позволяют рыцарям драться, не открывая своего герба и лица. На твоем щите герба и так нет, ну а лицо… У тебя ведь к седлу все еще приторочен закрытый шлем хозяина этого коня. Ты, помнится, даже примерял его однажды — и шлем пришелся впору.

— Ну, не совсем…

Если уж быть точнее, то «совсем не». Бурцев вообще не жаловал топхельмы, ограничивающие обзор, а этот к тому же едва налезал ему на голову. Собственно, он уже подумывал вообще выбросить чужое боевое ведро, но тут Аделаида со своими фантазиями…

— Это не важно, Вацлав. Надень его — и будешь биться неузнанным.

— Я не привык драться с горшком на голове, и вообще мне не нравится твоя идея. Идем отсюда.

Бурцева упрямство супруги разозлило не на шутку. Он решительно увлек за собой коня прочь с орденской дороги и ожидал теперь чего угодно, вплоть до привычной истерики и обвинений в трусости. Но Аделаида не стала ни визжать ему в спину, ни размахивать кулачками в бессильной ярости.

— Я голодна, Вацлав, — тихо и жалобно проговорила она. — Я устала. Мне плохо. Я боюсь этого леса.

И расплакалась.

Да, против такого аргумента не попрешь… Бурцев со вздохом вернул коня на дорогу. Ведь, по сути-то, девчонка права. Даже если им удастся пробраться мимо Наревского замка незамеченными — сгинут ведь оба в незнакомых лесах и болотах без проводника и пищи. Или снова случайно войдут в какой-нибудь священный лес, откуда местные аборигены чужаков живыми не выпускают. И в конце концов, может быть, на кульмско-хелминском турнире ему удастся поквитаться с благородным мерзавцем Фридрихом фон Бербергом. Уже ради одного этого стоило рискнуть. Он уступил всхлипываю-молодой жене.

Лес кончился вдруг, неожиданно. И почти сразу же началось столпотворение.

Пестрое турнирное ристалище раскинулось на правом берегу Вислы. Яркие шатры и палатки многоцветного европейского рыцарства, привлеченного обещаниями легкой добычи и обширных ленных земель на отвоеванных у врагов христианской веры территориях, стояли вдоль реки шумным беспорядочным табором. Разношерстный лагерь в заснеженной долине издали бросался в глаза. На промозглом ветру, поддувавшем с Вислы, лениво шевелились тяжелые полотнища солидных штандартов и бойко трепетали малые флажки-банеры. Люди в зависимости от своего статуса либо вальяжно прохаживались и разъезжали по протоптанным тропкам, либо сновали и суетились, всячески расхваливали свой товар.

Здесь было все и вся.

Благородные господа, целая армия кнехтов, оруженосцев и слуг, немецкие крестьяне-колонисты, торговцы, попрошайки, мелкие воришки и жулье, боевые и вьючные кони, быки, мулы и прочая скотина, повозки, сани и ярмарочные балаганы… Вокруг ристалища вовсю кипела торопливая жизнь. Неподалеку бурлил Хельминский городок, давно обжитый переселенцами из Германии. В связи с наплывом авантюристов всех мастей его население увеличилось вдвое, а то и втрое. Тесное пространство за городскими стенами и переполненные предместья вместить всех приезжих уже не могли. А давние обитатели городка словно посходили с ума. Предприимчивые купцы, ремесленники и просто бедные, но сообразительные горожане спешили воспользоваться турнирной лихорадкой, продавая все, что могло продаваться.