Инженю, или В тихом омуте - Ольга Ланская

Она не запаниковала — она просто подумала, что все представлялось таким легким и беспроблемным. А вот теперь казалось, что, возможно, ей следовало убежать тогда — плюнуть на все и убежать. Потому что безобидная игра превратилась в опасную авантюру.

— О, мне так странно слышать от вас такое, — произнесла медленно, глядя на хамелеона с укором. — Знаете, я даже не поверила журналисту, когда он мне сказал, что для вас главное — все замять. Я думала, что милиция… А теперь… И все эти непонятные вопросы… Вы хотите, чтобы я ушла и больше ни с кем не разговаривала — я вас правильно понимаю?

Хамелеон молчал. Смотрел куда-то в сторону и молчал.

— Я не знаю, что вы думаете обо мне, — мужчины так странно все воспринимают. — Она добавила в голос кокетства, чтобы он не был таким серьезным, чтобы не выходить за рамки своего образа. — Но я видела, что был еще один человек. И я знаю, что это убийство. Мне понравился тот, кто был в машине, и его убили, можно сказать, на моих глазах убили, — и это неправильно, так не должно было быть. И я всем об этом расскажу, всем газетам, всем, кто будет спрашивать…

Хамелеон стал каким-то кирпичным — она отметила это, хотя и волновалась немного, и прилагала усилия, чтобы скрыть это волнение.

— А вот этого я бы вам делать не советовал, Марина Евгеньевна! — Чувствовалось, что вежливость дается ему с большим трудом. — Я вам честно скажу — не верю я вам. В наше время желающих свидетелями стать днем с огнем не найти — да порой уголовной ответственностью угрожать приходится, чтобы человек согласился дать показания. А уж показать, что возможного убийцу видел и может опознать, — да на такое ни один человек в своем уме не пойдет. А уж женщина тем более — особенно такая.

— О, я так рада, что вы наконец меня оценили, — начала кокетливо, но этот оборвал.

— Такие, как вы, в милицию вообще не приходят — если только у них личного интереса нет. Так что не верю я вам, госпожа Польских, не верю. И или давайте миром расстанемся — или… Или говорите сейчас под запись, что сомневаетесь, что второй мужчина вышел из машины и что он вообще был, потому что находились в состоянии шока и до сих пор плохо себя чувствуете. Или — или докажем, что врете вы, что не просто так в свидетели набиваетесь. Все равно докажем. Тут на одной мелочи прихватим, там на другой — уж больно много у вас провалов в памяти. И других свидетелей найдем — которые покажут, что вы нам неправду говорили. Точно найдем — вы уж мне поверьте.

Наверное, ей надо было возмутиться — начать говорить что-нибудь типа того, что она так этого не оставит. Она пойдет к его начальству, она сейчас же поедет в газету или на телевидение. Но она просто смотрела на него недоуменно — внимательно вслушиваясь в его слова, зная, что сейчас он откровенен и ей надо понять за какие-то секунды, не лучше ли ей и в самом деле согласиться на его предложение, потому что он явно желает ей зла, а значит, может его сделать.

— Ну так как, госпожа Польских, — что скажете? Ведь точно установим, что врете вы — что не просто так в свидетели записались. Может, вы знакомы были с покойным, а? А может, вы и убийцу знали? Может, покойный вас из машины высадил, чтобы деловую беседу провести, а тут его и?.. А может, вы его отвлекали, пока киллер химичил что-то там в машине? А может…

— …может, это я его и убила — вы, кажется, это хотели сказать?

— А вы не острите! — рявкнул хамелеон, окончательно теряя контроль. — Не то у вас положение, чтобы острить. Вам бы сделать что советуют и уйти спокойно и забыть обо всем. А то ведь… А то ведь до вас и бандиты докопаться теперь могут — а с ними, как с нами, не поговорите уже, у них разговоры другие. Да и тот второй, которого вы видели якобы — если он был, он ведь тоже где-то рядом. А вы еще и нам проблемы создаете. Так что не ровен час случится что с вами, Марина Евгеньевна. Да запросто — при нашей нервной жизни и при вашем отношении к нам что угодно случится. Зря вы в это лезете — вам бы одуматься, пока не поздно…

— Вы хотите сказать?..

— Я хочу сказать, что вы мне своими показаниями карьеру сломать пытаетесь, — а я вам гарантирую, что, если не перестанете воду мутить, я вас посажу к чертовой матери. Или бандитов, которые под покойником работали, к вам направлю — с ними-то пооткровеннее будете!

Мыльников кашлянул тихо — она видела краем глаза, что он бледный весь, словно все сказанное ему адресовано. Но он все-таки кашлянул — и потом еще и еще. Она не знала, приходит он на помощь ей или своему начальнику, слишком далеко зашедшему, — но сейчас это не имело принципиального значения. Потому что хамелеон остановился, уперся взглядом в стол, тяжело выдыхая.

— Может, водички, Анатолий Владимирович? Жарковато тут…

Хамелеон кивнул, сдвигая узел убогого полиэстрового галстука еще ниже, вставая и отворачиваясь к окну. Рубашка на спине — убогая серая рубашонка с коротким рукавом, слишком плотная для лета и вдобавок серая, сразу выдающая пот, — налилась большим неровным пятном, прилипая к коже. И из-под мышек видны были пятна, длинно ползущие вниз. Она только сейчас, посмотрев на него, подумала, что здесь и вправду жарко — грудь под топиком была вся мокрая, ну а в шортах, помимо почти всегда влажного места, взмокла еще и попка. Она просто не замечала этого раньше — слишком серьезно было то, что он говорил.

— Так вы хотели сказать?.. — повторила настойчиво, желая, чтобы он высказал все до конца, чтобы она знала, какие варианты могут ее ждать, чтобы посоветоваться потом, чтобы ей подсказали выход. Глядя в обращенную к ней хамелеонью спину, никак не желающую к ней поворачиваться. Выразительную спину — злобную, кипящую, пытающуюся успокоиться.

— Просим в интересах следствия воздержаться от всяких интервью. — Хамелеон, повернувшийся к ней наконец, был сух и официален, как в начале беседы, и цвет его стал обратно нормальным. — И только. Это в ваших интересах и в наших. Не найдем точек соприкосновения — и вам и нам будет плохо. Сами понимаете — будете давать интервью всякие, тот второй вас начнет искать. Вот и получится, что не уберегли мы свидетеля, потому что он сам на рожон лез. И искать некого, коль скоро свидетель не смог того второго описать. А нам бы этого не хотелось, Марина Евгеньевна, — девушка вы молодая, красивая…

Он посмотрел на нее, кажется, пытаясь понять, какой эффект произвели его как бы примирительные, но все еще содержащие угрозу слова. А потом оглянулся на затихшего, чуть раскрывшего рот Мыльникова.

— Вот так, Марина Евгеньевна. А цитировать мои слова прессе я вам не советую — беседа при свидетеле велась, при цельном лейтенанте милиции, так что за искажение моих слов к ответственности вас привлечем. Вот и весь наш разговор. Суть поняли — не слишком сложно для вас?

Она покивала молча, в мгновение секунды выбирая инстинктом, что показать на лице, — и рисуя там растерянность и подавленность.

. — Ну ладно — дела у нас, Марина Евгеньевна. И как бы ни приятно нам было ваше общество, задерживать вас более не можем. — Высказав все, что хотел, хамелеон стал прямо-таки галантен и игрив. — Так что скажете на прощание? К какому выводу пришли?