Двенадцать шагов фанданго - Крис Хаслэм

Он прочел его дважды, улыбнулся после повторного чтения, погладил толстыми золотистыми пальцами буквы, словно мог таким образом определить истинные намерения Гельмута. Когда он вернул мне бумажку, улыбки на его лице уже не было.

— Много лет не видел его. — Я заметил, что суставы пальцев Тони постоянно двигались, на месте старых шрамов виднелись свежие ссадины. Предложил выпить, и он заказал кока-колу. — У вас какое-нибудь дело, верно? — предположил он.

Я кивнул не спеша и с некоторой опаской. Важно было, чтобы суть «какого-нибудь дела» мы оба четко понимали до того, как он уведет меня в потемки.

— Мм, да, очень надеюсь, что вы сможете помочь мне кое в чем, — улыбнулся я. — Моя подружка в отеле.

— А моя подружка прислала вас сюда с письмом. — Горечь усмешки обожгла губы. — Что с моим юным Гельмутом? Он доволен жизнью?

— С ним все в порядке, — кивнул я. — Он завел автомастерскую. — Я не упомянул Микки.

Трагичный Тони издал короткий смешок:

— У него есть автомастерская! — Он закурил сигарету и сказал мне из-за рассеивающегося дыма, его голос звучал чуть громче и чуть выше тональностью, чем прежде: — Я спас Гельмута от смерти, оберегал от необдуманных поступков, помогал держаться на поверхности. В то время он благодарил меня, о да, и говорил, что никогда меня не забудет. Вы понимаете, о чем я говорю? — Собеседник был крупным, лощеным и буйным мужчиной со следами драк на кулаках.

Я кивнул:

— Может, вы как-нибудь соберетесь и навестите его. Он всегда душевно отзывается о вас и о времени, которое вы провели вместе.

Трагичный Тони повернулся ко мне лицом, его грудь выпирала из белой рубашки, как конский волос из разорванного матраса.

— Он обо мне говорит? Что именно?

Я нуждался в кокаине и боялся выдать смятение.

— Он говорит, что обязан вам многим. Говорит, что мог бы погибнуть, если бы не вы. Говорит, что не проходит и дня, чтобы он не вспоминал вас. — Гельмут, наверное, убил бы меня за такие слова. — Я приехал в Кадис по его инициативе. С моей давней подружкой. Он просил разыскать вас. Может, это был способ сделать первый шаг для восстановления отношений — вы знаете этих немцев: сплошные формальности.

Трагичный Тони кивнул:

— Вам нужно зайти еще куда-нибудь?

Я повернул руки ладонями вверх:

— Хотелось бы, но я попал сюда, и, как я уже сказал, подружка ждет моего возвращения в отель. Подвернулся случай, я решил заглянуть сюда по дороге. В город приехал на несколько дней.

Тони знал, когда требуется закончить разговор. Он кивнул, сделавшись еще мрачнее:

— Что вам нужно?

Я улыбнулся и с наигранной веселостью сказал:

— Кокаин.

— Сколько?

«Пять? — мысленно прикинул я. — Нет, к черту, у меня сегодня праздник».

— Десять, — сказал вслух.

Вслед за ним прошел к угловому столику. За нами следил Сильвестр, его тонкие губы искривились в глумливой усмешке.

— Покажите, сколько у вас денег.

Я вернулся в отель примерно через полтора часа после того, как занюхал три дорожки и выпил четыре кружки пива. Я был уверен, что Луиза настолько обрадуется трем полноценным граммам кокаина, которые покажу ей, что все волнения и беспокойства по поводу нашего расставания будут в момент забыты. Я — неудачник? Я покажу ей, кто неудачник. Кто еще мог выйти на улицу и так быстро добиться успеха в чужом городе?

Я пробежал через две ступеньки первый марш лестницы, с большим трудом преодолел второй марш и чуть ли не ползком — третий. Кокаин — не самое лучшее средство для повышения атлетических кондиций. Задыхаясь, постучал в дверь, достаточно громко, чтобы стук был услышан, несмотря на шум телевизора. Впусти, возьми, что я принес…

Дверь открылась внутрь, пара рук схватила меня за лацканы пиджака и втащила в комнату. Я увидел телевизор, одиночный белый носок, лежавший на полу, как упавший голубь, усы, а затем стену. Как в экстремальной съемке — крупным планом. Кто-то на меня орал, кто-то говорил, что только что выиграл отдых на двоих в Рио, кто-то держал мою голову за волосы. Я не чувствовал боли, когда меня ударили о стену сначала лбом, потом носом, затем левой щекой и снова носом. Когда меня ударили носом в третий раз, я почувствовал вкус крови, а когда прикусил губу, началась боль. Напрягшиеся потные ладони крепко держали мое лицо напротив стены, в то время как мою левую руку заломили за спину и высоко подняли к лопаткам. Я встал на цыпочки, чтобы уменьшить боль в мышцах, и, пока делал это, другая пара чужих рук обхватила меня за талию и отстегнула мой пояс, спустив джинсы на ботинки.

Кто-то выругался по-французски. После того как я осознал, что происходит, меня развернули и дважды ударили в неприкрытый пах. Сразу за последовавшим ударом в солнечное сплетение я упал на бок, корчась от боли и задыхаясь. Предотвратил удар в висок тыльной стороной руки.

— Стойте! Погодите! — прохрипел я. — Меня сейчас вырвет!

Беспощадные руки впились ногтями в мою плоть и потащили меня в туалет. Ботинки и джинсы сползли с меня окончательно, когда я схватился за края унитаза и заглянул внутрь.

На белый фарфор закапала кровь, прежде чем ее смыл первый поток рвоты. Желудок спазматически сжимался, глаза вылезали из орбит, из носа лилась кровь, как вода из неплотно закрытого крана. Стрелы тупой, непонятной боли впивались в мозг и проносились со свистом вдоль лобовой части, как телеметрические полосы ненастроенного телевизора. Единственным, что я различал, были прохлада и твердость мраморного пола под голыми коленями и фарфоровый край унитаза под моим горлом, но этого оказалось достаточно для реалистичной оценки ситуации. Я попал в большую беду, причем без штанов.

Мне хотелось, чтобы рвота продолжалась столько времени, сколько нужно для оценки затруднительного положения, но мои преследователи проявляли нетерпение. Один из них приказывал другим. По его приказу меня вытащили из туалета, протащили через спальню под бурные аплодисменты в ванну. Там находилось еще одно тело, прижатое к стене под ванной. Руки были связаны и подняты над головой, как будто в мольбе.

— О боже, — пробормотал я разбитыми губами, — Луиза!

Меня подняли на край ванны, руки дрожали слишком сильно, чтобы ухватиться за него. Мозг пытался отвлечься от кошмара и что-то сообразить. Он заработал, когда меня бросили в ванну, осознав с дурацким спокойствием и отрешенностью, что меня собираются утопить. Я попытался позвать Луизу, но не мог ничего сказать. Они открыли кран. Мои ноги висели над полом, а голова торчала против желтой эмали дна ванны, прямо под журчащим потоком воды. Пара первых секунд пребывания под водопадом ощущалась как освежающая и облегчающая процедура для моего лица, томимого болью. Когда же теплая вода заполнила ноздри и смыла в горло смесь крови и желудочной кислоты, стало ясно, что мои мучители не пытались сделаться человечнее. Маленькая твердая затычка для ванны давила на мое лицо как раз за правым глазом. Именно этой стороной голова прижималась ко дну. Я пытался оторваться от затычки, но сильная рука, давившая на мое левое ухо, стремилась заставить меня остаться в прежнем положении, в то время как уровень воды повышался, а мои ноздри и рот погружались под воду. Наконец слабая попытка поймать воздух была пресечена ударом под ребра, из-за чего я попридержал маленькую порцию воздуха в своих почерневших легких и закрыл глаза. Я не боец — и никогда им не был. В самой глубине сознания я всегда подозревал, что смерть является в неподходящий момент, как торговец застекленными рамами. Он без труда сбывает свой товар. Под моими крепко сжатыми веками угасала лучезарная белизна, переходя от красного в черный цвет. Удивление и замешательство по поводу моего несвоевременного ухода из жизни пересиливали страх перед неминуемой смертью. Я встречал торговца с улыбкой.