Дамское счастье - Эмиль Золя

— Что вам угодно, сударыня? — спросил он любезно.

И не успела г-жа Дефорж открыть рот, как он уже продолжал.

— Знаю, понимаю, что вам нужно.

Когда на узком прилавке, среди груды других шелков, была развернута штука «Счастья Парижа», г-жа Марти с дочерью тоже подошли поближе; Гютен, несколько обеспокоенный, сообразил, что материя выбирается для них. Г-жа Дефорж вполголоса давала советы приятельнице.

— Ну, разумеется, — шептала она, — шелк по пять шестьдесят — это не то, что по десять.

— Он очень мнется, — повторяла г-жа Марти. — Боюсь, что для манто он недостаточно плотен.

Услышав это замечание, продавец вмешался. Он был преувеличенно вежлив, как человек, который не может ошибаться:

— Сударыня, тонкость и является достоинством этого шелка. Он нисколько не мнется… Это именно то, что вам нужно.

Убежденные этим заверением, дамы замолчали. Они взяли шелк в руки и снова принялись его разглядывать, как вдруг почувствовали, что кто-то тронул их за плечи. Это была г-жа Гибаль; уже целый час бродила она по магазину словно на прогулке и услаждала взор грудами наваленных богатств, но не купила даже метра коленкора. Снова начались приветствия и обычная болтовня.

— Как, это вы!

— Да, это я, только меня совсем затолкали.

— Действительно, такая давка, прямо не повернуться… А как восточная гостиная?

— Восхитительна!

— Какой успех!.. Подождите нас, пойдем вместе наверх.

— Нет, благодарю, я только что оттуда.

Гютен ждал, скрывая нетерпение под улыбкой, никогда не сходившей с его губ. Долго ли еще они его продержат? Женщины, право, совсем не стесняются; выходит так, что они его просто обкрадывают. Наконец г-жа Гибаль удалилась, продолжая свою медленную прогулку, с восхищением обходя и оглядывая грандиозную выставку шелков.

— На вашем месте я взяла бы готовое манто, — сказала г-жа Дефорж, возвращаясь к «Счастью Парижа», — обойдется гораздо дешевле.

— Да, правда; а то отделка да еще работа… — согласилась г-жа Марти. — Кроме того, там такой большой выбор.

Все трое поднялись. Г-жа Дефорж обратилась к Гютену:

— Будьте добры проводить нас в отдел готовых вещей.

Гютен был ошеломлен — он не привык к таким поражениям. Как! Брюнетка ничего не купила! Чутье обмануло его! Оставив г-жу Марти, он обратился к Анриетте, прибегая ко всем уловкам, свойственным хорошему продавцу:

— А вы, сударыня, не желаете ли посмотреть наш атлас, наш бархат? Товар исключительного качества.

— Благодарю вас, в другой раз, — ответила она спокойно, обращая на него так же мало внимания, как и на Миньо.

Гютену пришлось снова взять покупки г-жи Марти и идти впереди дам, показывая им дорогу в отдел готовых вещей. При этом он, к великому своему огорчению, увидел, что Робино продал г-же Бутарель огромный отрез шелка. Положительно, у него совсем пропал нюх — этак он не заработает и четырех су! Под приятной вежливостью в нем клокотала ярость человека, которого грабят, обирают до нитки.

— Во второй этаж, сударыни, — говорил он, не переставая улыбаться.

Но дойти до лестницы было нелегко. Густой поток голов катился по галереям и разливался безбрежной рекой среди зала. Торговая битва разгоралась, продавцы держали в своей власти всю эту толпу женщин, передавая их друг другу, соревнуясь в поспешности. Наступило то послеполуденное время, когда перегретая машина идет чудовищным ходом, кружа покупательниц в вихре покупок, с кровью вырывая у них деньги. В отделе шелков царило особенное безумие. «Счастье Парижа» собрало такую толпу, что несколько минут Гютен не мог продвинуться ни на шаг. Анриетта задыхалась; подняв глаза, она увидела на верху лестницы Муре, который то и дело возвращался на свой наблюдательный пункт, чтобы полюбоваться победой. Она улыбнулась, надеясь, что он спустится и выручит ее. Но он даже не заметил ее в давке; он все еще был с Валаньоском и торжествующе показывал ему свое предприятие. Теперь сумятица, царившая в магазине, заглушала уличный шум: уже не слышно было ни проезжающих мимо извозчиков, ни захлопывающихся дверец карет; за пределами мощного гула, царившего в магазине, оставалось только смутное ощущение необъятного Парижа, того Парижа, который будет все время доставлять сюда покупательниц. В неподвижном воздухе, где дыхание калорифера умеряло запах материй, гул все нарастал, вбирая в себя все шумы: бесконечное шарканье ног, одни и те же фразы, сотни раз повторяющиеся у прилавков, звон золота на меди касс, осажденных толкотнею кошельков, грохот безостановочно низвергающихся в подвал корзин, груженных свертками. Все смешалось, окутанное облаком мельчайшей пыли; границы между отделами стерлись; внизу отдел прикладов казался положительно затопленным грудами товаров; подальше, в бельевом, луч солнца, проникший через витрину с улицы Нев-Сент-Огюстен, напоминал золотую стрелу, вонзившуюся в снег; в отделе перчаток, в отделе шерстяных товаров густая масса шляпок и шиньонов преграждала проход в глубь магазина. Даже туалетов больше не было видно; выплывали одни только шляпки, отделанные перьями или лентами, а среди них черными пятнами выделялись единичные мужские шляпы; бледные лица женщин приобретали от усталости и жары прозрачный оттенок камелий. Наконец, пустив в дело крепкие локти, Гютен пробил дорогу следовавшим за ним дамам. Но когда они взошли на лестницу, Анриетта уже не нашла Муре на своем месте — он решил окунуть Валаньоска в самую гущу толпы, чтобы окончательно оглушить его. Муре и сам испытывал физическую потребность погрузиться в эти волны успеха. Он начинал слегка задыхаться, и это было упоительно; все существо его как бы нежилось в объятиях этой толпы покупательниц.

— Теперь налево, — сказал Гютен, полный предупредительности, несмотря на все возраставшее отчаяние.

Наверху была такая же давка. Она распространилась даже на отдел декоративных тканей, обычно самый спокойный. Отделы шалей, мехов, полотен кишели народом. Когда дамы проходили через отдел кружев, они снова встретили знакомых — г-жу де Бов с дочерью; обе были погружены в созерцание того, что им показывал Делош. И Гютену со свертком в руке пришлось снова остановиться.

— Здравствуйте!.. Я как раз о вас думала…

— А я вас искала. Но как тут найти друг друга, в такой толпе!

— Великолепно, не правда ли?

— Умопомрачительно, дорогая. Мы еле держимся на ногах.

— И покупаете?

— Нет, только смотрим. Мы тут присядем, чтобы немного передохнуть.

Действительно, графиня де Бов, у которой в кошельке денег было ровно столько, чтобы заплатить извозчику, заставляла вынимать из коробок все сорта кружев ради одного удовольствия видеть и трогать их. Она почуяла в Делоше начинающего продавца, медлительного и неловкого, который еще не осмеливался противиться дамским капризам, и злоупотребляла его робкой услужливостью; она держала его уже с полчаса, требуя все новых и новых вещей. Прилавок был завален, она купала руки в этих вздымающихся волнах гипюра, валансьена, шантильи, мехельнских кружев; ее пальцы трепетали от наслаждения, лицо мало-помалу разгоралось чувственным восторгом. С нею была Бланш, терзаемая той же страстью, очень бледная, с опухшим и дряблым лицом.