Балдежный критерий - Уильям Тенн

В конце концов именно Лия сменила тему их разговора; именно Лия намекнула на возможность следующей встречи. Он сумел взять себя в руки и заговорил о том, что они будут делать, когда вечером в следующую пятницу она приедет в город на свидание с ним. В итоге все обернулось как нельзя лучше.

Но когда они покидали кафе, Картер бросил через стекло витрины последний взгляд на Шоколадно-Молочное Чудище. Повернувшись на своем стуле, она, все еще с соломинкой во рту, следила за ним глазами, которые наводили на мысль о паре изголодавшихся акул.

А дальше, ясное дело, она шла за ними до самого дома Лии. Что она с ним все-таки сделала? И как она это сделала? И… зачем?

* * *

Он сердито пнул ногой камень, наблюдая за тем, как тот запрыгал по траве и с всплеском плюхнулся в густую коричневую реку. Интересно, Дороти извлекла этот камень из реального мира? Как? Зачем? Впрочем, «зачем» — понятно. Наверное, проверяла таким способом свое могущество.

Могущество? Может, нужно другое слово? Талант, или дар, или необычные способности — так, пожалуй, будет вернее.

Теперь, если учесть достаточно развитое мышление, если учесть, что в детском сознании обитает сильная личность, чувствующая себя несчастной, если учесть непопулярность у товарищей и общий невроз, обостривший это мышление и добавивший сил этой личности, то… что? Что из всего этого получится?

Внезапно он вспомнил, о чем думал непосредственно перед тем, как очутился в этом леденцовом мире. Он только что расстался с Лией, с удовольствием представлял себе вечер пятницы, как вдруг заметил девочку и снова подумал, что у нее точно проблемы. Это надо же! Она шла за ними от самого кафе, по-прежнему одна. В своем ли она уме?

Выстраивалась определенная последовательность. Первое: она изголодалась по людям, это несомненно! Второе: не по людям в принципе, а по детям своего возраста. Кстати, что вообще делать детям вроде нее? Третье: какие у нее мотивы; что творится у нее в голове? Давай поломай голову, специалист по решению серьезных проблем.

И потом эта ужасная вспышка, и он открывает глаза здесь.

Короче, у него было нечто, что могло способствовать решению ее проблемы. Причина крылась не только в ней. Он попытался отчетливо представить себе, что у девочки на уме, как она делала… то, что делала.

Нет, требовалось, однако, что-то и от нее, чтобы все это произошло. И независимо от того, как это называть — талант, могущество, особые способности, — она это имела. И применила на нем.

Картер внезапно вздрогнул, вспомнив ее загадку.

Озабоченный тем, чтобы направить беседу с Лией в более выгодное для себя русло, он пропустил мимо ушей половину рассказанного ею о фантазиях девочки и теперь ужасно жалел об этом. Чтобы выбраться отсюда целым и невредимым, чтобы выжить, ему необходимо использовать каждый клочок информации о Дороти.

Как-никак, именно ее убогие желания превратились теперь в непреложные законы природы, которым он должен подчиняться.

Тут Картер заметил, что он больше не один. Его окружали дети. Они словно материализовались неизвестно откуда — вопя, играя, подпрыгивая, карабкаясь. И там, где кричали громче всего, где в играх участвовало больше детей, там была Дороти, Шоколадно-Молочное Чудище. Дети скакали вокруг нее, словно струи вокруг статуи, возвышающейся в центре фонтана.

Она стояла среди них, но глядела только на Картера. И ее взгляд вызывал еще большее чувство неловкости, чем прежде. Несравненно большее, если уж на то пошло. На ней были все те же голубые джинсы и желтый кашемировый свитер с грязными пятнами. Она казалась выше, чем на самом деле, и чуть возвышалась над всеми остальными детьми. И она казалась стройнее. Теперь, положа руку на сердце, ее можно было назвать разве что пухленькой.

И у нее не было прыщей.

Картера разозлило, как быстро ему пришлось опустить взгляд. Но смотреть на нее было все равно, что на слепящий прожектор.

— Посмотри на меня, Дороти! — кричали дети. — Видишь? Я прыгаю! Видишь, как высоко я прыгаю?

— Давай поиграем в пятнашки, Дороти! — вопили они. — В пятнашки! Выбери, кому водить!

— Придумай новую игру, Дороти! Ты так здорово их придумываешь!

— Давай устроим пикник, эй, Дороти?

— Дороти, давай бегать наперегонки!

— Дороти, поиграем в дом!

— Дороти, давай прыгать через веревку!

— Дороти…

— Дороти…

— Дороти…

Как только она заговорила, все дети сразу же смолкли. Они перестали бегать, они перестали кричать, они перестали делать то, что делали до этого, и уставились на нее.

— Это славный человек, — сказала она. — Он поиграет с нами. Ведь поиграете, мистер?

— Нет, — сказал Картер. — Я бы не против, но боюсь, что…

— Он поиграет с нами в мяч, — невозмутимо продолжала она. — Смотрите, мистер. Вот мяч. Такой славный человек не откажется поиграть с нами.

Она зашагала к нему, держа в руках неизвестно откуда взявшийся мяч, и дети всей гурьбой бросились за ней.

Картер все еще подыскивал слова, с помощью которых мог бы объяснить, что в данный момент ему хочется не играть в мяч, а побеседовать с Дороти с глазу на глаз, разобраться, так сказать… Однако мяч вдруг полетел в его сторону, и он с удивлением обнаружил, что играет.

— Видишь ли, я обычно не… — бормотал он, ловя и бросая мяч, ловя и бросая его. — Сейчас мне не до того, но как-нибудь в другой раз…

В каком бы направлении он ни бросал мяч, сколько бы детских рук ни тянулось к нему, мяч всегда оказывался у Дороти, которая тут же швыряла его обратно Картеру.

— Эй, Дороти! — вопили дети. — Вот здорово!

— С удовольствием поиграю с вами, как только закончу свои… — Картеру приходилось нелегко, и он уже начал задыхаться.

— Эй, Дороти! Замечательная игра!

— Такой славный человек!

— Вот здорово!

Наконец Дороти забросила мяч вверх, и он исчез.

— Давайте поиграем в чехарду, — сказала она. — Вы ведь сыграете с нами в чехарду, мистер?

— Прошу прощения. — Тяжело дыша, Картер все же согнулся и уперся руками в колени, давая ей возможность перепрыгнуть через себя. — Я уже сто лет не играл в чехарду и не собираюсь… — Он побежал вперед, уперся руками в спину Дороти, перепрыгнул через нее и тут же снова наклонился в ожидании ее прыжка. — Мне чехарда никогда не нра…

Они играли в чехарду, пока у него не закружилась голова и при каждом вдохе не начало возникать ощущение, словно грудь рвут когтями.

Дороти грациозно уселась на землю; дети столпились вокруг, с обожанием глядя на нее.

— Теперь нам хочется послушать сказку. Пожалуйста, мистер, расскажите что-нибудь.