Второй шанс для двоих - Игорь Гребенчиков

— Максим, — повторно приветствует меня тот. Его глаза вспыхивают. Или же это просто в них отразился свет от огней Волоколамки.

Черт, черт, черт… В голове крутится добрая сотня довольно резких фраз, но я сдерживаюсь. Воцаряется молчание, лишь только слабо журчит река, от которой валят клубы пара.

— Мы с отцом тут разговаривали сейчас… обо всем, — принялся рассказывать Дэнчик. — Давно хотел сводить его именно сюда. Я как побывал здесь после матча с «Црвеной Звездой», так прям влюбился в это место. Хотя, вот так со стороны посмотреть, ничего особенного. А в душу запало.

— Понимаю, — ответил я, уткнувшись взглядом в Сходню. Даже на то, чтобы просто смотреть на все это, мне уже не хватало сил.

— Завтра с ним думали куда-нибудь в область рвануть, — все продолжал мой друг. — Давно уже собирались сходить на зимнюю рыбалку. Утром как раз ездили палатку покупать. Хочешь, погнали с нами? Или у тебя смена завтра?

— Завтра же суббота, какая смена? — удивился Дмитрий Анатольевич.

— Так Макс же ветврач у нас, — пояснил Дэнчик. — А у болезней животных нет понятия выходного дня. Я верно говорю, брат?

Так, все, хватит с меня. Стоять тут, как пень, можно до бесконечности, но я не могу себе этого позволить, нужно действовать. Я уж что-нибудь, да придумаю. Надо будет — силой заставлю друга все вспомнить. Маловероятно, конечно… В любом случае, перво-наперво нужно только увести его подальше от этого… Кем бы он там ни был. Поближе к тому месту, где притаилась Юля. И действовать максимально осторожно, ведь за ним стоит Пионер. Да, у меня есть подстраховка, но все равно — это его мир.

— Дэн, — опустошенно произнес я. — Нужно принять одно решение, и сделать выбор можешь только ты. Мы можем наедине поговорить?

Тот застыл, будто в нерешительности. Сжался весь, как заведенная пружина. Некоторое время он просто стоял и молчал. Казалось, он был не в состоянии заговорить. Наконец, он вроде бы нашёл слова. Да только не совсем те, на которые я рассчитывал:

— У меня нет секретов от отца. Ты можешь говорить при нем о чем хочешь.

Кто бы сомневался. Ситуация ведь просто не может не повернуть в неконструктивном направлении.

— Я в этом не так уж и уверен, — с нажимом ответил я, надеясь, что он сообразит, что дело весьма серьезное.

Ну пожалуйста, пожалуйста…

Тень улыбки пробежала по губам Дмитрия Анатольевича:

— Сынок, все в порядке. У вас тоже должны быть свои личные разговоры. Я никуда не денусь.

Я подавил холодок, вызванный последним предложением, нахмурился и задумчиво посмотрел на друга, который очевидно, что еще колебался. Я уже даже ни на что и не надеялся, когда он, прокашлявшись, коротко, почти по-военному, кивнул. Возблагодарив Вселенную, я, едва сдерживаясь, чтобы не схватить Дэнчика за рукав, отвожу его к тем кустам, где с секунду назад мелькнул темный кошачий силуэт.

— Знаешь, все это время я очень хотел тебя увидеть, — хмуро сказал Дэнчик. — А теперь жалею о том, что ты здесь.

Первой фразе я даже не придал значения, так неприятно поразила меня вторая. Ладно, неважно. Он просто не в себе. Я ведь для этого и здесь, чтобы вытащить его.

— Однако, я здесь, — выдохнул я. — Почему ты на меня злишься?

— Я не злюсь, — мотает головой. — Ты же мой лучший друг. Прости, если показался грубым. Просто я знаю, зачем ты пришел и… Не нужно, Макс. Правда.

Понимание захлестнуло меня словно вода из прорвавшейся гигантской плотины. Я едва умудряюсь разжать побелевшие от напряжения губы и кое-как проскрипеть ими:

— Так ты… Ты все помнишь?

Мой друг лезет в карман за сигаретами и зажигалкой. Прикуривает, немного нервно выпуская дым. Хорошо, я помолчу. Видимо, надо дать ему немного времени с ответом. В конце концов, это все мне в первую очередь нужно.

— Да, я все помню, — говорит, делая очередную глубокую затяжку. — А ты думал, что я тут в счастливом неведении нахожусь о своей предыдущей жизни? Глаза мне пришел открывать? Зря, Макс. Как раз сейчас они у меня открыты.

Я даже не знал, что сказать. Мне неожиданно очень хочется заплакать. Но я, естественно, сдерживаюсь.

— Но… Но почему? — спрашиваю я сбившимся голосом. — Это… Ты же понимаешь, что это не по-настоящему! Иллюзия! Причем не кого-то, а Пионера! Ты же его даже больше меня терпеть ненавидишь!

Дэнчик нервно докуривает почти до самого фильтра сигарету, виновато улыбается и тут же прикуривает новую.

— А потому, — кривится. — Прав он оказался. Во всем прав. Взять, к примеру, Славю… Ну реально, я же для нее как принеси-подай был всю неделю, в точности, как он и говорил с самого начала. Перестал соответствовать ее запрограммированной модели поведения, так она мне сразу от ворот поворот.

— Это неправда, — шепчу. — Ты когда пропал, она за тебя больше всех переживала. Ну, не больше меня, конечно, но, блин, так не переживают по человеку, который безразличен. У вас произошло банальное недопонимание, тем более у нее сейчас…

— Мне все равно, — мотнул Дэнчик отрицательно головой. — Да и потом, не в ней одной дело. Я бы даже сказал, что она вообще не имеет никакого значения. На самом деле, — губы его в этот момент затряслись. — Все намного глубже. Как бы тебе объяснить… Вот как думаешь, прикольно мне было жить с разрушенной мечтой? Тебе-то этого не понять, ты же у нас реализовался по полной. А я что? Чего я добился? Ворох амбиций, а толку ноль. Как не пытайся. Нормальная такая жизнь, да?

Я пытаюсь сглотнуть вставший в горле горький колючий комок. Наконец проталкиваю его внутрь и севшим голосом прошу у друга сигарету, которой тот почти машинально делится. Я закуриваю, вертя в голове в голове одну единственную мысль: «Почему, дружище? Почему ты так говоришь…»

— Я думал, что ты собираешься… — сигарета уже спустя пару затяжек стала отвратительно горькой, поэтому я тушу ее об снег. — Я думал, что ты уже оставил эти мысли. Доказал себе, что ты способен идти дальше, и что как только мы вернемся…

— Оставил мысли? Как же, — печально ухмыльнулся Дэнчик. — Да и кому я что доказал-то там? Макс, мы играли против детей. Детей, Карл! Хороша победа для футболиста, которому уже вот-вот на профессиональную пенсию, ничего не скажешь.

Нет, это не мой друг. Точнее, он-то он, но это не его слова. Я же помню его, как он радовался, утыкался мне в плечо и говорил, что он справился. Все