Эта безумная Вселенная - Эрик Фрэнк Рассел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да.
— Однако все члены экипажа почему-то находятся в звании капитана. Объясни, с чем это связано.
— Каждый из нас получил капитанское звание в своей специальности.
— Мне это кажется странным, — признался Фестерхед. — Должно быть, у вас на Земле все делается шиворот-навыворот. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения. У меня есть заботы поважнее.
Взгляд его стал холодным. По-видимому, Фестерхеду думалось, что его глаза просвечивают Уордла насквозь.
— Сегодня утром мы получили сообщение с Касты. Там принимаются все необходимые меры по поимке Белоснежки.
Уордл кусал губы, чтобы не улыбнуться и не расхохотаться. Это стоило ему немалых сил.
— Почему эта женщина оказалась у вас на борту?
— Нам было приказано доставить ее в штаб сектора, — соврал Уордл, не осмеливаясь взглянуть на товарищей.
— Зачем?
— Я не знаю. Таков был приказ, а приказы не обсуждаются.
— Почему ее имя отсутствует в документах, которые мы забрали с вашего корабля?
— Этого я не знаю. Документы оформлялись земным начальством. Я не несу ответственности за их содержание.
— А как этой женщине удалось бежать, если вы семеро попали в плен?
— Сразу же после посадки она скрылась в лесу. Мы остались возле корабля, пытаясь его отремонтировать.
— Она что-нибудь взяла с собой? Оружие или какое-нибудь снаряжение? — Фестерхед подался вперед. — Например, передатчик дальнего радиуса действия? — спросил он, сверля Уордла глазами.
— Я не знаю. Мы тогда возились с поломкой и не заметили.
— Говори правду, или я от вопросов перейду к иным способам получения сведений! Белоснежка — агент разведки?
— Кто мне сообщал такие подробности? — сердито махнул рукой Уордл. — Даже если и так, власти не обязаны ставить экипаж в известность.
— Она молодая или не очень?
— Очень молодая.
— И красивая?
— Да, я вполне могу назвать ее красивой.
Уордл почувствовал, как его спина покрывается потом.
Фестерхед ухмылялся с видом завсегдатая ночных клубов.
— У тебя есть основания предполагать, что она является любовницей какого-то высокопоставленного командира?
— Вполне, — согласился Уордл, улыбаясь, словно деревенский простак.
— Следовательно, она для нас — очень ценная заложница, — продолжал Фестерхед. Казалось, он и впрямь поверил, что имеет дело с простаком.
— Вполне, — повторил Уордл.
— Опиши ее во всех подробностях, — потребовал довольный собой начальник тюрьмы.
Уордл не забыл ни одной детали, описав Белоснежку вплоть до усыпанных бриллиантами серег. Картина получилась мастерская, достойная какого-нибудь искусного и вдохновенного враля. Фестерхед внимательно слушал, а один из кастанских офицеров все подробно записывал.
— Незамедлительно передайте эти сведения на Касту, — распорядился Фестерхед, когда Уордл закончил свой словесный портрет.
Вспомнив о существовании Словица, начальник тюрьмы приказал:
— Земляне должны сегодня же начать работать. Проследи, чтобы их отвели туда, куда мы их определили.
Допрос закончился.
Впервые за многие месяцы землянам пришлось расстаться. Встретились они только вечером, в очереди за ужином.
— Сейчас никаких разговоров, — вместо приветствия сказал Уордл. — Приберегите ваши впечатления до камеры.
Холден повернулся к стоящему за ним Казазоле. Тот разглядывал дно пустой миски.
— Слышал, что сказал наставник? Никаких разговоров. Так что, держи пасть за замке.
Казазола, как всегда, промолчал.
Когда землян привели в камеру и дверь защелкнулась на ночь, Уордл спросил:
— Не возражаете, если я потреплюсь первым?
— Пожалуйста, — великодушно разрешил Пай, говоря от имени шестерых.
— Я оказался в отряде стамитов. Они занимаются валкой и транспортировкой леса. Нас стерегли шесть охранников. Все, как на подбор, ленивые и беспечные. Они уселись себе в сарайчике и погрузились в игру, похожую на наши карты. На пленных — ноль внимания. Кастанцы абсолютно уверены, что никто не сбежит. Куда бежать, если у этих бедняг нет даже родного дома? Короче говоря, дисциплины в этих зарослях — почти никакой.
— А ты бы хотел, чтобы кастанцы постоянно дышали тебе в затылок? — спросил Холден.
Уордл пропустил его реплику мимо ушей и продолжал рассказ:
— Я вдоволь наговорился со стамитами, и ни один охранник не обратил на это внимания и не потребовал, чтобы я заткнулся. Похоже, кастанцы живут здесь по своему времени, хотя гатинские сутки длятся больше двадцати восьми часов. Я выяснил, что кастанский час равен примерно сорока двум нашим минутам. Часовые совершают обход по периметру стены четыре раза в час. Грубо говоря, каждые десять наших минут.
— Мы это выяснили еще ночью, когда следили за их прогулками, — напомнил ему Пай.
— Таким образом, каждый, кому не терпится спуститься со стены, должен уложиться в десять минут. Если смельчака засекут, убьют на месте. Не за попытку побега — за неповиновение. Сами понимаете, десять минут — не ахти как много.
Уордл на несколько секунд умолк.
— Кастанцы соблюдают эту канитель с обходами не потому, что опасаются побегов. Просто таково требование военного времени — чтобы нападение извне не застигло их врасплох. Но нам от этого не легче. В глазастости кастанцам не откажешь.
— Что насчет ворот? — спросил Фоули.
— Ворота круглосуточно охраняются. Там дежурят двенадцать кастанцев, и еще дюжина находится в состоянии готовности на случай разных неожиданностей. Всего же нашу тюрьму охраняют четыреста кастанцев. На Гатине есть еще сорок подобных тюрем, десяток из которых расположены достаточно близко. А некоторые — настолько близко, что наши лесорубы работают бок о бок с тамошними.
— Сколько до ближайшей тюрьмы?
— Всего какая-то миля. Если бы не холмы и деревья, мы бы видели ее из окон камеры.
Уордл посмотрел на товарищей и хитро улыбнулся.
— Самую приятную новость я приберег на десерт. Вы заметили странное сооружение позади хором Фестерхеда? Так это не что иное, как тюремный арсенал. Там хранится не менее четырехсот автоматических винтовок и тьма-тьмущая боеприпасов.
— Твои расспросы выбили из мертвой спячки хоть одного стамита? — спросил Холден.
— Пока не заметил. — Уордл досадливо поморщился. — Думаю, они приписали их моему праздному любопытству. Ну а каковы ваши успехи?
Холден рассмеялся хриплым, жутковатым смехом, чем-то напоминающим стук гроба, грохочущего вниз по лестнице. Из кармана бывший штурман вытащил ком мягкой сероватой массы, подбросил в воздух и стал им жонглировать, после чего принялся его разминать.