Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

погода, что Фёдор в город не ходит. Тоже… понятно. Какие б дела там ни были, но шлёпать по грязи под дождём неохота. Лежи и думай. О будущем. Или вспоминай прошлое. О будущем без Жени у него как-то не получалось. Вот они приедут, устроятся. Он будет работать, Алиса на следующую осень пойдёт в школу… последнее Эркин представлял себе весьма смутно, как, впрочем, и всё остальное. Работа… мужская подёнка везде найдётся. А дом… жильё… если удастся, как в Джексонвилле, чтобы комната, кухня и кладовка, нет, кладовка им теперь не нужна. Вещей мало, а спать он и в комнате сможет. Да, комната и кухня. Здоровско будет. На большее денег у них нет. Хотя… и на это тоже нет. Из летних денег немного осталось, да к тому же это кредитки, а все говорят, что в России другие деньги, как их, да, ру-б-ли, рубят их, что ли?

Эркин улыбнулся нелепой догадке. Фёдор вздохнул, поворачиваясь на другой бок.

– Ну что за паскудство… – пробурчал Роман.

Ему ответили согласным вздохом. Вздохнул и Ив Морган. И вздохом отозвался лежавший под его кроватью Приз.

– Далеко до обеда? – спросил по-русски, ни к кому вроде не обращаясь, Фёдор.

Эркин поглядел на часы и ответил по-английски:

– Меньше двух часов.

– Далеко-о, – тоже по-английски откликнулся Грег и, похлопав себя по животу, продолжил по-русски: – А на самых точных пора.

– Да, – по-английски согласился Фёдор. – Жрать охота.

Ив Морган совсем не знал русского, и из-за него теперь больше говорили по-английски. В общем-то Ив оказался неплохим парнем, а его Приз и впрямь никого не беспокоил. Он только повсюду ходил за Ивом. В разговоры Ив вступал редко и очень уж осторожно, отделываясь общими словами, и вообще больше помалкивал. Таких – безъязыких, совсем не знающих русского – в лагере было шестеро. Два мулата и негр, женившихся на русских женщинах из угнанных и теперь уезжавших вместе с жёнами, Флинт, немолодой одинокий трёхкровка и Морган, все трое непонятно как получившие направление. Эркин думал, что Морган подвалит к Флинту: оба белые и по возрасту схожи. Но Флинт как был сам по себе, так и остался, а Ив держался от всех на расстоянии. Видно, из-за своей собаки. В первый же день Ив под конец ужина взял жестяную миску чуть побольше обычной рабской и пошёл по столам собирать объедки и остатки. Для собаки – понял Эркин и невольно посочувствовал: оставлять паёк недоеденным – дураков нет, придётся парню свою пайку половинить. Но комендант на следующий день свёл Ива на кухню, и тот перестал кусочничать. Котлы – не тарелки, там всегда хоть что-нибудь, да останется.

– Как там? – спросил Грег, перемешивая английские и русские слова. – Не просветлело?

Эркин приподнялся на локтях, поглядев на окно, под которым то ли спал, то ли так лежал Седой Молчун, как про себя Эркин называл их шестого соседа.

– И не думает, – ответил Эркин по-русски и встал.

Занемевшее от долгого лежания тело требовало движений, а тянуться негде… Разве только в бане под душем волну по телу погонять, и то следи, чтобы никто не увидел. И всё же Эркин не удержался: сцепил пальцы на затылке и с наслаждением потянулся, слегка выгибаясь.

– Ты что? – засмеялся Фёдор. – Силы много накопил, девать некуда?

– Ага, – согласился Эркин и потянулся уже смелее, встал на арку и выпрямился.

– Ух ты, здорово! – в голосе Моргана было столько искреннего восхищения, что Эркин ничего не заподозрил и засмеялся в ответ, а Ив продолжил: – А я так могу.

Он легко вскочил на ноги, раскинул руки и обхватил себя так, что если со спины посмотреть, то будто его кто обнимает и по спине гладит. Всё ещё смеясь, Эркин ответил:

– А так? – сцепил по-другому пальцы и показал «гибкое кольцо», оплетая сцепленные руки вокруг себя.

– Цирк! – с удовольствием сказал Фёдор, садясь на кровати.

Зашевелились и Роман с Грегом.

«Гибкое кольцо» Ив повторить не смог и показал кувырок в прыжке. Получилось неплохо, на ногах устоял. Грег захлопал в ладоши, и Ив с улыбкой поклонился, будто, в самом деле, артист. Эркин прикинул расстояние, отступил на шаг и показал прыжок на руки и обратно с поворотом. Теперь захлопали все. Никто даже не заметил, что Приз вылез из-под кровати и сидит, глядя на них. Только Седой Молчун лежал, не шевелясь и закрыв глаза.

– Места мало, не развернуться, – Морган вытер рукавом вспотевшее лицо.

– Здорово у вас получается, – кивнул Грег. – Ты, что ли, циркач, Ив?

Ив покраснел и чего-то смутился.

– Да нет, так, для себя баловался.

Только тут Эркин сообразил, что сейчас и ему придётся объяснять, откуда скотник в имении знает всё это, и нахмурился. Но обошлось благополучно, потому что Фёдор спросил:

– А псина твоя умеет чего?

– Кое-что, – кивнул Ив. – Ну… ну вот, сейчас… – он улыбнулся. – Приз, работать будем?

Собака оглушительно гавкнула и одним прыжком встала перед Ивом, поставив передние лапы ему на грудь, так что они оказались почти одного роста. Ив обеими руками гладил её по шее, а она размахивала хвостом с такой силой, что Эркин, получив удар хвостом, не удержался на ногах и с размаху сел на кровать, что очень усилило общее веселье.

– Ну, Приз, давай танцевать, – придерживая собаку за ошейник, Ив вдруг запел: – Лунной июньской ночью танго звучало в тиши…

Он пел и переступал взад и вперёд, будто и впрямь танцевал, и собака, переступая задними лапами, тоненько как бы не то подвывала, не то подсвистывала, а её зубастая пасть распахивалась в улыбке.

Фёдор хохотал, держась обеими руками за живот и сгибаясь пополам, почти упираясь головой в колени. Смеялся, вытирая набегающие слёзы, Грег, впервые на памяти Эркина хохотал всегда угрюмый Роман. И сам Эркин смеялся со всеми. Просто потому, что все смеются.

– Вы это чего, а? – в комнату заглянул рыжий веснушчатый парень из новеньких.

Ив сразу замолчал, лицо его стало почему-то испуганным. Он вцепился обеими руками в ошейник зарычавшего Приза. И собачья пасть уже не улыбалась, а скалилась.

– Цирк у нас, – ответил Фёдор. – За погляд пятёрка с глаза.

– Чего-чего? – не понял рыжий.

– А двумя глазами смотреть хочешь, так десятку гони, – подхватил шутку Грег.

Говорили уже только по-английски, и Ив неуверенно улыбнулся.

– Тьфу на вас, сквалыги, – рыжий распахнул дверь. – За десятку я сам любой цирк изображу.

– А за двадцатку он тебя за живот тяпнет, – сказал Фёдор и задохнулся в новом приступе смеха.

– А за тридцатку и откусит под корень, – неожиданно подхватил Роман.

– Чего? – снова