Светские преступления - Джейн Стэнтон Хичкок

— Значит, обошлось без потрясения? — настаивала я.

— Джо, этот поступок укладывается в общую картину!

— Да, прецедент уже был. В моем лице.

— Если хочешь.

— Что ж, Нейт, у тебя есть шанс все-таки испытать потрясение. Я уверена, что Моника приложила руку к смерти Люциуса.

— То есть?

Я поманила его к себе, и мы склонились друг к другу через стол, как заговорщики.

— Доктора строго-настрого запретили Люциусу даже думать о сексе. Это знали все: я, ты, Моника. Если вспомнить завещание, у Моники была веская причина так раззадорить Люциуса, чтобы отправить его на тот свет. Что скажешь?

— Секс как орудие убийства? — Нейт выпрямился, скептически улыбаясь. — Попробуй докажи. Если только ты не застала их прямо в процессе этого. Ведь нет?

— Нет, но секс у них бывал, иначе она не утверждала бы, что беременна!

— Важно, был ли у них секс в тот день, и что еще важнее, непосредственно перед смертью.

— Когда я подходила к домику, то слышала недвусмысленные звуки.

— Однако к моменту твоего появления Люциус был жив и здоров.

— Пусть так. Но он схватился за грудь почти в ту же минуту!

— Возможно, от испуга.

— Или вследствие перенапряжения! Пойми, это Моника подвергла его опасности!

— Если так, почему ты потом оставила ее с ним наедине?

— Как это почему?! У моего мужа случился инфаркт, он умирал! Кто-то должен был позвонить в «скорую»! Она и с места не тронулась!

— Так или иначе, секс как орудие убийства не принимается в расчет.

— Нет? Даже когда мотив очевиден — двести миллионов долларов?

— Джо, извини за пошлость, но если в данном случае кто-то в кого-то разрядил свой пистолет, то разве что Люциус.

— А я уверена, что это дело ее рук! Она втерлась к нему в доверие, подстелилась под него, разыграла безумную любовь, притворилась беременной, заставила изменить завещание, а потом свела в могилу! То, что она не убивала его в буквальном смысле, дела не меняет. Она сделала ставку на то, что второй инфаркт не заставит себя ждать.

— Какой дьявольский план, — заметил Нейт.

— Именно!

Я смотрела ему в глаза, пока он не отвел взгляд.

— Джо, я могу понять, что ты расстроена случившимся, но поверь, ты все чересчур усложняешь.

— Усложняю? По-моему, все проще некуда: Моника убила Люциуса ради денег. Еще один старейший мотив в этом мире.

— Еще один? — заинтересовался Нейт, доедая последнюю устрицу. — Значит, есть и другие? Например?

— Убийство ради любви.

— Занятно.

Подошедший официант осведомился, можно ли убирать со стола. Я едва прикоснулась к своему креветочному коктейлю, но кивнула в знак согласия. На десерт мы заказали только кофе.

— Вот что, Джо, — заговорил Нейт, когда наши чашки опустели, — ты обвиняешь Монику во всех смертных грехах, в том числе в обдуманном запланированном убийстве. Надеюсь, кроме меня, ты ни с кем не делилась этими заключениями?

— Нет, но намерена поделиться с целым светом.

— Напрасно. Дело кончится судебным процессом — долгим, дорогостоящим, полным смачных подробностей. Не над ней, а над тобой, за клевету.

— Нейт, она задумала войти в совет директоров Муниципального музея! Она просила меня помочь ей в этом! Можешь ты такое представить? Этой женщине кажется, что она вправе заменить меня абсолютно во всех отношениях! Ее ждет неожиданный сюрприз!

— Само собой, ты ничего ей не должна. Держись от нее в стороне, вот и все. Главное, не бросайся словами, иначе твои проблемы удвоятся.

— Знаешь, что она сказала мне на прощание? «Защищайтесь!» Словно мы уже на дуэли. Видел бы ты при этом ее лицо! Просто мурашки по коже!

— Не нужно преувеличивать, Джо. Ты же не параноик… да и она не исчадие ада.

— Я не позволю ей присвоить все, что имело для меня хоть какое-то значение! Может, это глупо, но я уверена, что мое слово по-прежнему имеет вес. Разве нет?

Я пыталась держаться молодцом, но, по правде сказать, чувствовала себя очень неуверенно. Должно быть, Нейт это понял, потому что ободряюще потрепал меня по руке.

— Твое слово — закон в этом городе. Для нас всех ты была, есть и останешься Джо Слейтер!

Я была польщена тем, что услышала это именно от Нейта. Впервые он сделал мне такой веский комплимент. В эту минуту я относилась к нему действительно тепло. Его неожиданная доброта глубоко меня тронула, и я спросила себя, не ошибалась ли на его счет все эти двадцать лет. Очень может быть! Не с ним нужно было держаться настороже. А с Люциусом!

Я хорошо понимала, что выплата обещанного музею, миллиона оставит меня почти на мели. Мне принадлежало несколько полотен и пара драгоценностей, которые можно было продать, но вырученных денег вряд ли хватило бы надолго. Следовало подумать о работе. Сама мысль о том, чтобы в моем возрасте начать все сначала, была до дрожи устрашающей. Однако кто-то уже шел этим путем, да и выбора у меня все равно не было.

Что касается жилья, пришлось воспользоваться гостеприимством Джун Каан и поселиться у нее, пока не подыщу что-нибудь недорогое и приличное. К сожалению, Нью-Йорк в этом смысле безумно и неоправданно дорог: за каморку размером с мой бывший гардероб с меня спросили три тысячи долларов в месяц.

У Джун и Чарли была просторная двухэтажная квартира в здании чуть менее престижном, чем то, где недавно проживала я, и тоже на Пятой авеню. Потолки здесь были высокие, окна выходили на Центральный парк, но обстановка отдавала аляповатостью. Мебель всегда казалась мне чрезмерно вычурной, картины (французские, девятнадцатого столетия) изображали разодетых дам под кружевными зонтами и при собачках. Задрапированная оранжевым муаром гостиная напоминала декорацию к спектаклю из жизни в преисподней.

— Вот мы и пришли! Здесь ты будешь наслаждаться полным уединением.

Джун распахнула дверь в огромную комнату для гостей в самом конце длинного коридора, похожую на детскую кукольную спаленку. Молодая горничная-ирландка, на пару с которой мы несли чемоданы (у нее был довольно изнуренный вид), при этом тихонько вздохнула.

— Извини, что так много багажа, — сказала я Джун виновато. — Я как будто одна из Джодов!

Моя подруга обратила ко мне недоумевающий взгляд.

— Семейство Джод! «Гроздья гнева» Джона Стейнбека. Помнишь, мы обсуждали на одном из занятий кружка?

— Ах да… книга… милочка, ты можешь оставаться столько, сколько захочешь… ну, ты понимаешь, пока не найдется что-нибудь подходящее.

Я поймала в зеркале ее возведенный к небу взгляд. Как бы ни был великодушен человек, въезжая к нему в дом, из друга превращаешься в обузу.