Без жалости - Лоис Гилберт

Я вспомнила лицо своего мертвого отца, всю ту ложь, которую нагромоздили вокруг меня за тридцать лет бабуля и Райан. Потом перед моим мысленным взором предстала Эми, державшая в руках завещание Эдварда. Признаться, я не хотела обо всем этом думать, но дурные мысли, не спрашивая меня, вновь и вновь проникали в мое сознание, тревожа душу.

Пейзаж за окном по сравнению со вчерашним утром изменился совершенно. Все вокруг было покрыто искрящимся белым снегом. Не было видно ни одного ориентира, ни одной приметы сделавшегося за последнее время привычным осеннего ландшафта. Только кое-где сквозь сугробы, которые намело за ночь, проглядывал редкий штакетник по периметру наших полей. Все постройки, которые я раньше видела из окна, включая курятник и мастерскую, были полностью занесены снегом.

«Прими душ, — сказала я себе, — смой пугающие образы вчерашнего дня и начни жизнь сначала».

Я поднялась с постели, дрожа от холода, надела халат, натянула на ноги теплые шерстяные носки и проскользнула по коридору в ванную. Электричество, по счастью, было. Я открутила краны и, несмотря на жалобный рев, который издавали трубы, добилась, чтобы из душа потекла горячая вода. Потом, скинув халат и сунув носки в карманы, я шагнула под горячие, упругие струи душа.

Ванная постепенно стала наполняться паром. Горячая вода скатывалась по моему телу, омывая шею, грудь, живот и ноги. Я потянулась к стоявшей на полке бутылочке с шампунем, налила его в горсть и стала намыливать голову. Проделав эту операцию дважды и тщательно промыв волосы, я вышла из душа и терла себя полотенцем до тех пор, пока кожа не покраснела.

Признаться, я редко уделяла такое повышенное внимание своей коже. Оказывается, зря. Я ее наконец почувствовала. Раньше мне казалось, что она потеряла всякую чувствительность и стала какой-то резиновой. Сказывалось элементарное отсутствие ласки. В течение последних двенадцати месяцев меня никто не гладил: ни мужчина, ни ребенок. Ко мне просто никто не прикасался — даже родная дочь.

Вычистив зубы и высушив волосы феном, я облачилась в халат, натянула носки и пошла по продуваемому всеми ветрами коридору к себе в комнату.

Солнце уже зашло за тучи, и в комнате было холодно и сумрачно. Я включила свет, сняла халат и предстала перед зеркалом обнаженной.

«А ведь я еще ничего, — сказала я себе, разглядывая в зеркале свое отражение. — У меня чистое, розовое тело, упругие груди, и на лице, в общем, нет морщин. Почему же я чувствую себя такой старой?»

«Нет, — подумала я, — никакая я не старая. Наоборот, я молода, обладаю неплохой внешностью и могу начать все сначала».

Мне надоело носить длинные фланелевые рубахи, теплое егерское белье и джинсы, которые висели на моих худых бедрах как на вешалке. Ко мне неожиданно вернулось давно забытое желание хорошо выглядеть и нравиться мужчинам.

На этот раз я подошла к выбору одежды тщательнее, чем обычно. Покопавшись в шкафу, я отыскала кружевные трусики и бюстгальтер, светло-серые шерстяные брюки и кремовый, ручной вязки свитер. Надев все это, я натянула черные замшевые сапоги, заправила в них брюки, после чего расчесала щеткой волосы. На этот раз я не стала стягивать их резинкой на затылке, и теперь они, подобно яркому золотистому облачку, окружали мое лицо и ниспадали на плечи.

Подкрасив губы алой помадой, я подмигнула своему отражению.

«Ты девочка что надо, — сказала я себе. — Непонятно только, почему ты позволяешь мерзостям жизни завладеть тобой».

Это была лишь игра. Я отлично понимала, что мешает мне радоваться жизни. Даже когда я красила губы, передо мной вставало мертвое лицо Эдварда. Чтобы избавиться от наваждения, мне пришлось несколько раз помотать головой. Тем не менее факт оставался фактом: кто-то убил Эдварда, и, вполне возможно, этот кто-то находится вместе с нами в заметенном снегом доме.

Винсент.

Скорее всего это он.

Когда я надевала крышку на тюбик губной помады, рука у меня тряслась. Ведь Винсент находился совсем рядом — в соседней комнате. Мне захотелось вытащить его за шиворот из дома, швырнуть в снег, а после этого наглухо забаррикадироваться в доме — так, чтобы он уже больше никогда не смог к нам войти.

«Да, но что, если Эдварда убил не он? Что, если убийца — один из нас?»

Мысль об этом вызвала у меня озноб, но я упорно продолжала размышлять на эту тему. Представить на месте убийцы Эми или бабушку я не могла. Исключить из списка подозреваемых Райана было куда труднее. Со вчерашнего дня его поведение совершенно изменилось и он уже мало походил на того, прежнего Райана, которого я знала и любила. Тот, прежний, Райан всегда опекал меня и защищал.

Я вспомнила большого мальчишку по имени Уилкокс Гулрик. Он жил через две фермы от нас. Этот самый Уилкокс учился в одном классе с Райаном, но любви к нему не питал и равно терроризировал нас обоих. Это был жирный, злой, прыщавый юнец, который просидел два года в четвертом классе, а когда перешел в шестой, то уже брился, как взрослый. Он был силен, как трактор, и его любимым развлечением было связывать нас с Райаном по рукам и ногам и оставлять в лесу на съедение комарам. А еще он отбирал у нас коробки с завтраками, которые мы брали с собой в школу, и скармливал наши бутерброды своей собаке у нас же на глазах. Как-то раз он, ухмыляясь, подошел ко мне на автобусной остановке, толкнул, сбил на землю и встал на спину обеими ногами. Оказывать ему сопротивление было бесполезно: это было все равно что сопротивляться роботу. К тому же это был злой робот, который бог знает по какой причине поставил перед собой цель довести меня до крайности. И это, надо сказать, ему почти удалось. Во всяком случае, в тот момент я едва могла вздохнуть. Когда я уже распрощалась с мыслью о переходе в следующий класс и готовилась отдать концы, на остановке появился Райан, который сразу же бросился к нашему недругу, крикнул: «Прекрати нас доставать, Уилкокс!» — и толкнул его изо всех сил. Уилкокс, который никак не ожидал от Райана такой прыти, растерялся, покачнулся, потерял равновесие и рухнул в грязь. Райан помог мне подняться, схватил за руку, после чего мы с ним что было духу помчались прочь от автобусной остановки. С тех пор фраза «Прекрати нас доставать, Уилкокс!» стала своего рода нашим с Райаном боевым кличем, под знаком которого прошло наше детство. Мы и в зрелые годы вспоминали о нем, но уже с улыбкой. Как бы то ни было, я до сих пор считаю, что Райан тогда совершил по-настоящему смелый поступок.

Короче говоря, я любила Райана всем сердцем.

Я его любила, а он мне лгал. Но он лгал не только мне, он солгал и полиции. А потом уселся чистить наши ружья. С чего бы это? И что это за закладная, о которой упоминал Винсент? Какой, спрашивается, недвижимостью владел Райан? И почему я ничего об этом не знаю?

Если я спрошу у Райана о закладной, как объяснить ему, откуда у меня эта информация? И потом — что, если закладная не имеет никакого отношения ни к Эдварду, ни к убийству и уж тем более ко мне? Возможно, Винсент рассказал бы мне о закладной все, но я не хотела доставлять ему удовольствие, расспрашивая о делах брата.