Хочу быть твоей... - Лилия Сурина

Лето пролетело быстро, помогала загруженность, некогда голову поднять. Казиев больше не приходил, распускал про меня слухи, что я чокнутая, и со мной опасно связываться. Сплетни оказались мне на руку, больше ни у кого не возникало желания пойти со мной на сближение.

Денис больше ни разу не звонил, моя сестра сказала, что он устроился на какую-то секретную работу, иногда появляется в городе и узнает у Ольки новости обо мне. Ждет смиренно.

Пришел октябрь, командировка подходила к концу, уже сидели на чемоданах и ждали, когда нам на смену прибудет другие. И вот этот день пришел, парни погрузились в крытую тентом машину, а мы с Валей сели в кабину к шоферу. Девушка веселилась, смеясь на шутки светловолосого парня. И настроение воздушное. Домой!

Проехали половину пути до города, с железнодорожного вокзала которого разъедемся кто куда, ничего не предвещало беды. Я строила в голове план дальнейших действий. Помирюсь с любимым, хватит бегать друг от друга. Вернее, это я от него бегаю, придумывая себе черте что. Но мне же хочется тихого мирного семейного счастья.

Вдруг что-то тонко засвистело и меня выдернули из кабины, все случилось так быстро, что я ничего не поняла. Грохот и пыль столбом, кто-то бегает в панике, кто-то лежит на земле, закрыв голову руками. Я стою возле машины, глядя на этот бедлам.

— Ложись, Самойлова! — кричит мне капитан Анисимов, лежа на пыльной каменистой дороге.

Опускаюсь на колени, до меня доходит, что наша колонна попала под обстрел. Мимо пробегает курсант Кузнецов, с которым мы сдружились за время службы. У него паника, дергаю его за ноги и накрываю его тщедушное тело своим.

— Не шевелись, Кузнечик, — шепчу ему в ухо, приказывая не дергаться.

Рядом раздается грохот и вихрь пыли накрывает нас, мне кажется, что будто рой пчел, которые впиваются в мои плечи, затылок и руки, жаля нещадно. Крик боли застревает в моем горле, рот наполняется едкой пылью с привкусом гари.

Мир меркнет, вместе с ним затихают голоса, которые уже неразличимы из-за ваты, которую натянули мне на голову.

Сквозь сон слышу чье-то бормотание, будто бабушка моя причитает, молитвы речитативом проникают в мозг, божественные слова как эхо повторяются, причиняя боль. Хочу проснуться, но все мои усилия сходят на нет, веки такие тяжелые, а руки и ноги словно спутали канатами.

— Просыпайся, детка… иди на мой голос… — плачет бабушка, а меня мороз пробирает. Она умерла давно. Куда она меня зовет?

И так по кругу, день за днем. Я не видела, как сменяются дни, я слышала. Будто диктор, голосом моего товарища Юры Кузнецова вещает мне:

— Сегодня воскресенье уже, может уже пора просыпаться, Катюша? Ты уже третью неделю спишь, спящая красавица.

И так каждый день, только названия их меняются. Я будто в густой кисель провалилась, завязла в нем как муха. У меня ничего не болит, как ни странно, столько валяться в кровати без движения. Я просто очень устала…

Эти минуты прояснения длились недолго, в остальное время я спала. Наверное. Но мне кажется, что я слышала и голос Дениса, тихий и ласковый. Может послышалось. Ни в чем уже не уверена, и даже бороться нет сил, тем более не знаешь с чем или с кем бороться.

Но в один день что-то поменялось, стало будто легче дышать, прибавилось сил и «кисель» стал намного жиже. Я вынырнула из забытья неожиданно, среди ночи, просто будто проснулась, опутанная проводами, среди множества мигающих лампочек. Просто открыла глаза, не поняла ничего и снова закрыла. Но изменились показания на мониторах, назойливый писк стал чаще. Через несколько секунд возле меня стояла женщина в белом халате и улыбалась так по-доброму.

— Ну привет, спящая красавица, — улыбается незнакомка в красивых очках, делающих ее серые глаза большими и выразительными. — Мы уже отчаялись, думали не вытащим…

Ответить ничего не смогла, открываю рот, но язык будто усох, не могу ни звука издать. Тут же прохладная влажная марля прикасается к губам, с нее стекают живительные капли в рот, смачивая горло.

— Молчи, наговоришься еще, — врач снова мочит в стакане ложку, обернутую бинтом и подносит ее к моим губам. — А теперь поспи.

Что? Снова спать?

Хочу возмутиться, глядя как доктор вводит в систему лекарство из шприца, но веки тяжелеют, и я уплываю в сон, так и не успев начать сопротивляться.

Проснулась уже утром, возле меня старушка сидит, гладит руку, а по ее морщинистой щеке стекает слеза. Кто она?

— Выбралась золотко, — шепчет она, а я узнаю голос, который читал молитвы и звал меня. — Я баба Шура, санитарка. Я приходила к тебе, чтобы ты не скучала, пока там была.

Она показывает глазами на потолок, сжимая мои пальцы в теплой ладошке. Ясно, а я подумала, что это моя бабушка звала.

За утро меня навестила целая толпа врачей, что-то говорили, но мозг мой был еще вялым от долгого сна, и я не могла вникнуть в термины и диагнозы. Поняла одно — я быстро иду на поправку, чему все рады.

К обеду в палату прокрадывается Кузнечик, припадая на правую ногу, опирается на костыль. Он придвигает стул и садится рядом с кроватью, широкая добродушная улыбка лезет на его веснушчатое юное лицо.

— Ох, думал не дождусь твоего пробуждения, домой меня послезавтра отправляют, долечиваться. А тебя в столицу хотят перевезти, здесь больше ничего не могут сделать, это я подслушал разговор врачей. У тебя один осколок застрял в голове.

Я закрываю глаза, потому что воспоминания горячим водопадом обрушились на мой воспаленный мозг. Мы ехали домой и колонна машин попала под обстрел. Я свалила Кузнечика на землю, а потом меня стали жалить пчелы. Осколки. Потом как сквозь сон чувствовала, что меня несут на импровизированных носилках, лицом вниз, я видела камни и пыльную проселочную дорогу, проплывающие подо мной. Боли не было, только усталость.

Рядом шел капитан Анисимов и командовал носильщиками, поторапливая их. Иногда приказывал мне держаться, то уговаривал потерпеть немного, скоро врачи мне помогут.

— Все живы? — наконец могу произнести сиплым голосом.

— Да, несколько тяжело ранены, их на вертолете в первый же день отправили в столицу. А тебя нельзя было перевозить, специалистов сюда вызвали. Ты спасла меня, Катюша, если бы ты не закрыла меня собой… — Юрка отворачивается и грустно вздыхает, глядя в окно.

— Ладно… все живы…

Через два дня он уехал, и меня тоже увозили на вертолете в другой госпиталь. Мы договорились, что когда-нибудь друг приедет ко мне в гости из своего далекого сибирского городка, привезет щедрые гостинцы.

Денис приезжал один раз, мне баба Шура рассказала, как он сидел у кровати, где я лежала без сознания, на животе, потому что плечи и затылок были сплошь покрыты ранами. Он целовал мои пальцы и плакал, уговаривая не бросать его. Не приснилось, значит…