Зона Посещения. Протокол "Чума" - Дмитрий Лазарев

* * *

– Рита?!

– А ты кого ждал? Королеву английскую?

Она выходит из темноты и смотрит на нас. На меня с каким-то странным интересом, на Родиона – с легким раздражением.

– Спасибо скажешь или как? – Рита подчеркнуто обращается только ко мне.

– За что?

– За то, что вы еще живы, конечно! – Она машет рукой вправо. – Вон, глянь.

Делаю несколько шагов и вижу труп. В слепом окне нежилого барака, укрывшегося за кленами и акациями. Лежит себе на подоконнике, свесив руку наружу. Мужчина лет пятидесяти. Грузный, с бородкой.

– Это «животновод»?! – Внезапное облегчение заполняет меня всего. Нет никакой чертовщины, просто совпадение!

– Он самый. Хорошо прятался гад! Я долго наблюдала, пыталась вычислить. Не получалось. Но когда ты эту псину подстрелил, он дернулся и чуть шумнул. Вот я его и накрыла. Иначе бы эта собачья банда до сих пор вас осаждала, против всех сразу я бы не полезла – безнадега.

– Спасибо!

– Пожалуйста. Ты обещал меня вытащить. Даю тебе шанс сдержать слово. – Рита вдруг делает паузу и смотрит на Родиона. Нехорошо так смотрит. – Но он тут лишний.

Инстинктивно заслоняю Родиона собой, хотя и понимаю, что это не поможет.

– Рита, не надо!

Она криво усмехается.

– Второй раз такой трюк у тебя не пройдет. И нечем трюковать-то. Все потратил уже. Он многовато знает обо мне.

– Я тоже.

– Ты – другое дело. Ты свой. Он – нет.

– Если убьешь его, выскребаться из этого дерьма сама будешь! Пальцем не пошевелю! Хватит убийств!

Рита морщится.

– Знаешь, мне это надоело! Тебя, смотрю, не очень-то возмутила смерть этого… – Жест в сторону тела Измененного. – Интересно, почему?

– Этот был врагом. И пытался нас убить. А Родион не сделал ничего плохого!

Рита саркастически хмыкает:

– То есть хочешь убедить меня, что дело не в видовой солидарности? Убивать Измененных – благо, а людей – преступление?

– Видовая солидарность тут ни при чем, – отвечаю мрачно. – Ты вон тоже не человек, между прочим!

Зря я это. У нее сжимаются зубы, а у меня – немеют пальцы и подгибаются от внезапной слабости колени. Удерживаюсь на ногах огромным усилием – я и так-то после ночи на гараже и близкого знакомства с собачьими челюстями, мягко говоря, не в оптимальной форме.

– Ты… – цедит она в сторону, – даже не представляешь, что мне сейчас хочется с тобой сделать!

– Догадываюсь. Не пойму только, что тебя останавливает. Уж точно не видовая солидарность!

Боль. Слабость во всем теле. На этот раз падаю. На ее лице играют желваки, и она медленно приближается. Обреченно думаю, что перегнул палку, переоценив остатки человеческого в Рите, и что вот сейчас она меня убьет. Пистолет выпал, но я все равно не смог бы заставить себя выстрелить в нее.

И тут вдруг кто-то встает между ней и мной. Родион.

– Эй, не трогайте его! Он мой друг!

Зачетная попытка, Родя, молодец! Только неужели ты рассчитываешь, что подобные аргументы остановят Измененную? Но Рита неожиданно хихикает, и слабость отпускает меня.

– Прям друг, да? – насмешливо переспрашивает она и шагает в сторону, чтобы меня видеть. – Ночь на гараже, я смотрю, сближает. Ты быстро заводишь друзей, Художник!

Я с трудом поднимаюсь на ноги, а Родион бросает на меня недоуменный взгляд.

– Почему художник?

– Его вон спроси, – еще раз хихикает Рита и кивает на меня. – Расскажет… если захочет. Но потом. Светает, мальчики, и нам пора. Я бы предпочла встретить утро не в компании человеческих и собачьих трупов.

Нулевой двигался. Именно это ему сейчас было важно – процесс движения. Куда и зачем – вторично. Впрочем, какие-то цели были, вот только Нулевой никак не мог извлечь их из подсознания.

«Люди. Живые».

Да, это что-то значило, стало быть, двигаться надо было к городу, туда, где люди. Нулевой не хотел сейчас никого видеть, потому что чувствовал себя, мягко говоря, не очень, а выглядел еще хуже. Но инстинкт гнал его именно туда.

«Одежда. Нужна нормальная одежда».

Мысль была здравой. Уж на что Нулевой пока туго соображал, но и ему было очевидно, что появляться на улицах в таком виде чревато. Дурацкая средневековая одежда, когда-то синяя, а сейчас грязно-серая, вся растрепанная, порванная и окровавленная. Последнее особенно опасно. Из тумана, заполнявшего сознание Нулевого, возникло слово «полиция». А за ним следом пришли слова «угроза» и «арест».

«Магазин? Нельзя в таком виде – испугаются, вызовут полицию. И денег нет».

Слово «деньги» возникло в голове словно само собой, хотя Нулевой пока не очень представлял, что оно означает. Но связь со словами «магазин» и «купить» чувствовал.

«Что со мной творится?»

Для Нулевого, в его новой ипостаси, это была первая сложная мысль, и он ее испугался. Оттолкнул. Не к месту она сейчас была и не ко времени. Сейчас попроще надо. Решать насущные задачи, а не задавать себе странные вопросы. Он жив. Это хорошо. Надо жить дальше. Для этого нужна нормальная одежда…

«И еда».

Новая мысль вызвала в желудке тоскливый скулеж. Нулевой подумал, что ел уже очень давно. Правда, почему-то не мог вспомнить, где, когда и что. Вторая важная задача. Хотя с ней опять оказывалось связано неприятное слово «деньги». Неприятное, потому что они отсутствовали.

Нулевой постепенно начал двигаться быстрее. Живот болел все меньше, а безобразная рана заживала, хотя на нее все еще было страшно смотреть. Правда, на улице пока еще темно и безлюдно. Но это пока.

«Люди. Их нет».

Хорошо это или плохо, он решить не мог – сложный для него вопрос, а от таких у Нулевого начинала болеть голова. Зачем-то люди были ему нужны, хотя он и понятия не имел зачем. Но не сейчас, пока он в таком виде. Это вызовет страх или агрессию. Нельзя.

«Одежда. Добыть. Срочно!»

«Как?»

«Украсть!»

Простое решение. Оно Нулевому нравилось, правда, полный смысл слова «украсть» до него не доходил. Хотя… Что-то в нем было от «добыть» без мерзкого привкуса слова «деньги». Эта мысль даже заставила Нулевого с удовольствием кивнуть. Хороший план. Украсть одежду. Потом украсть еду. Потом… Что потом, Нулевой не додумал. Это было слишком далеко вперед, а такое далекое планирование своих действий было Нулевому пока недоступно. От этого тоже болела голова. Хватит двух задач.

Из переулка выскочила дворняга. Это был крупный гладкошерстный пес с надорванным левым ухом и шрамом на морде, что придавало ему довольно-таки устрашающий вид. Пес оскалился и зарычал на Нулевого. Тот остановился и повернулся к собаке. Агрессия – эту реакцию он мог понять. Реакция хищника.