Пепел прошлого - Галина Владимировна Романова

– Так, да не так, – огрызнулся сосед, вскидывая голову. – Не требовала она ничего. Тряслась вся как лист осиновый – перепугана была. Пальто, ботинки в грязи. Лицо заревано. Я перепугался, думаю: в дом сунулась, а там… Потом вспомнил, что не должно там никого быть, и немного успокоился.

– Ох, Степаныч, Степаныч, погубит тебя твоя жадность когда-нибудь, – укоризненно покачал головой Звягинцев. – Вот что… Давай-ка, с самого начала и по порядку.

– С какого начала-то? Как я на рыбалку поехал или как спать лег?

– Как ты в воду провалился. Как это произошло, Степаныч? Ты такой опытный рыбак, всегда один на один с рекой и удочкой, и вдруг – в воду упал. Как так вышло? Браконьерствуешь, что ли, на старости лет?

Родионов еле скрыл недовольство. Время и так поджимало, а подполковник на пустую болтовню важного свидетеля разводит. Его лично больше интересовало, когда и для чего брала Инга Сомова машину? Куда поехала и почему не вернулась?

– Твоя неправда, начальник. Никакого браконьерства, – даже обиделся на него Игорь Степанович. – Зачем мне? Денег хватает. Пенсии две.

– Опять же аренда в помощь, так? Девицы наверняка щедро отстегивают, – поддел его Звягинцев.

– И рыбы много мне не надо, – с нажимом произнес сосед, словно и не слышал подполковника. – Никаких сетей я не ставил, не ставлю и ставить не собираюсь. А в воду я оступился… Нет, не оступился я. Вовка – сволочь – столкнул.

– Это который такой Вовка? – наморщил лоб Звягинцев. – Серегин, что ли?

– Нет. Серегин охотник, не рыбак. Вовка – племянник Лыковых. Гопник чертов! – Игорь Степанович едва слышно выругался. – Примахался ко мне: дай удочку подержать да дай! Я ему говорю: отстань, а он лезет, тварь такая. Уж выпивший изрядно. Я его толкнул, он меня, и так чуть не до драки. Потом он меня все же столкнул в воду, сволочь! И ушел.

Родионов чуть было не возмутился. Ну сколько можно пустоту гонять, а? Про Ингу, про нее надо речь вести! Но тут вдруг Звягинцев тревожно спросил:

– Я правильно понял: Вовка-гопник – племянник тех Лыковых, чей дом стоит заколоченным рядом со сгоревшим домом сестер Толкачевых?

– Ну да. Больше Лыковых у нас в поселке нет.

– Так он же в тюрьме сидел.

– Откинулся недели две назад. Все хвалился, будто мне это интересно! – возмущенно фыркнул Игорь Степанович. – Скитался где-то неделю, небось, снова воровал и явился. Собирался с Толкачевыми квасить вечером, говорил, в гости позвали. Там, небось, с ними по пьянке и сгорел.

Вот он! Вот неопознанный труп мужчины, личность которого никто не мог установить! Тело сильно обгорело, отпечатки пальцев снять было нереально. А вот биоматериал…

– Наверняка есть в нашей базе, если сидел, – покивал Родионов.

– И не один раз он присаживался, – подтвердил Звягинцев. – Значит, Владимир к сестрам в гости собирался. А по какому поводу гульба намечалась, не уточнял?

– Орал, что Валька проставляется. Откуда-то денег ей привалило.

– Валентине? Толкачевой? Я не ослышался? – вытаращил глаза Звягинцев. – Это откуда же? В рулетку выиграла?

– Это ты, гражданин начальник, у нее сам и спроси.

– Каким образом? – проскрипел подполковник Звягинцев. – С того света вызову?

– Так это… – Сосед вжал голову в плечи и испуганно вытаращился. – Жива она – Валька-то. Инга ее в ту ночь на «Москвиче» и увезла.

Устинов спал и не спал – лежал в полудреме в своей спальне и прислушивался к звукам в другой комнате. Там, за толстой стеной его надежного дома, на разложенном диване спала женщина. Молодая, взбалмошная, живущая по своим собственным правилам, которые водили ее по самому краю пропасти. Однажды, не так давно, женщина едва не упала в эту пропасть, не сгинула. Воля судьбы и случая подхватила ее на лету, вытащила и снова поставила на ноги.

– Док, если ты мне поверишь, если дашь второй шанс, я ноги буду тебе мыть и воду пить всю жизнь! – шептала она вчера, прижимаясь голой грудью к его спине.

Она без разрешения вошла в ванную, когда он только-только собрался принять душ. Он разделся в ванной, а она за дверью и вошла беспрепятственно, потому что он по привычке не заперся. От кого ему было запираться, если он жил один?

Она вошла и прильнула к нему горячим голым телом, а он… Он тут же вспотел и перепугался, что у него ничего не получится и он опозорится из-за такой ее внезапной смелости, что попросил ее уйти.

– Почему, док, я тебе не нравлюсь? – В ее голосе зазвучали слезы. – Я тебе противна? Потому что я такая, да? Неправильная?

– Нет. Не поэтому, Валя. Я просто считаю, что еще не время. Мы слишком мало знаем друг друга. – Это объяснение было не только для нее, но и для него тоже. Так он себя успокаивал. – Пусть пройдет еще немного времени. Сама говоришь, у нас с тобой вся жизнь впереди.

– Хорошо.

Она отстранилась и через мгновение исчезла за дверью, которую он тут же запер изнутри на шпингалет. Его руки судорожно тряслись, так он перепугался возможности переспать с женщиной.

Слабак! Трус! Идиот! Устинов на все лады ругал себя, стоя под горячими струями в душевой кабине, состоящей из поддона и непромокаемой занавески. Тридцать восемь лет, а он уже старец. И еще посмел мечтать о той красавице, что спасла Валентину! С его характером он о ней не только мечтать не может, он…

Валентина его отказ восприняла спокойно и, когда он вышел из ванной, сделала вид, что ничего не произошло. Она возилась в кухне и что-то тихо напевала, а потом крикнула ему, проходившему мимо кухонной двери, что они скоро будут ужинать. Вскоре по дому поплыли аппетитные запахи. Это было ново и удивительно – никто и никогда ему не готовил.

– Прошу к столу, – проговорила она, указывая двумя руками на заставленную тарелками скатерть.

Он не разозлился и даже не подумал, что скатерть, скорее всего, пострадает от масляных блинчиков, приготовленных Валей, и от жирного красного соуса к курице могут остаться пятна. Странно, но ему было плевать.

Они уселись и начали есть. Поначалу разговор не клеился, он с аппетитом ел и нахваливал, а она отвечала:

– Да чего там. Обычное дело…

Потом слово за слово зацепились и проболтали до полуночи. И он, как последний малодушный дурак, признался ей в своем недуге.

– Каждый раз, как меня накрывает возбуждение, я покрываюсь потом… Я как тающая глыба льда! – округлил глаза Устинов, а она хихикнула. – Я как бегемот, который боялся прививок! Помнишь такой советский мультик?

Она помнила – кивала и хохотала уже в голос. Ему неожиданно понравился ее смех и то, как она запрокидывает голову, когда хохочет. А он продолжал критиковать себя, насмехаться над собственными слабостями и всячески ругать свою природную трусость.