Спаситель Петрограда - Алексей Лукьянов

— Татьяна Константиновна, — выдавила та, и зять облегченно закивал головой.

— Ну конечно же, Татьяна Константиновна. Пожалуй, сразу перейдем к нашим делам? — утвердительным тоном решил этот апогей страсти (а именно так про себя назвала зятя младая, всего-то сорока одного годочка теща), после чего столь же стремительно оказался опять у дверей в гостиную и достал буквально из небытия небольшой потертый кожаный саквояжик цвета беж.

Тут как раз подоспела Анна.

— Ну, Нюришна, — в голосе мамы мешались восторг и ужас, ибо выбор дочери потряс ее до глубины души, — ну и темперамент у твоего супруга.

(«Я аж в подмышках вспотела», заметила Татьяна Константиновна, но не вслух, а так, для отчета самой себе.)

— Мама, — дрожащим и испуганным голосом пролепетала Аннушка, тыча пальцем в пришельца, — это не Гена. Это… это псих какой-то.

Тут незваный гость в ослепительно белом шелковом костюме и оскорбительно дорогих лакированных туфлях не на шутку обиделся.

— Сударыня, — понизив голос до проникновенного баритона, по-итальянски быстро проговаривая слова и бешено жестикулируя обратился к Татьяне Константиновне, как бы даже не замечая Нюриного присутствия, несбывшийся муж и зять. — Я вполне допускаю, что манера моего поведения может показаться вам несколько наигранной и крайне навязчивой, но это ничто иное, как издержки моей сложной и опасной профессии, ибо я, как вы, наверное, успели заметить, являюсь коммивояжером, причем самой высшей квалификации, у меня даже документ есть. — Коммивояжер высокой квалификации сунул руку во внутренний карман пиджака и на секунду показал уголок огромного сертификата, подтверждающего эту квалификацию. — Но — и тут я говорю совершенно серьезно и честно, — при всей моей импозантной внешности и вычурной речи я не страдаю и не болею ни одним из известных современной медицине психических заболеваний, и расстройствами нервной системы тоже. Поэтому прошу не отвлекать меня досужими домыслами, ибо я при исполнении. — Голос его потерял нарочитую строгость и вновь обрел то непосредственное обаяние и тембр, что с самого начала так ошарашили и, что греха таить, приятно удивили маму. Он преданно взглянул в глаза Татьяне Константиновне и продолжил:

— Мадам, у вас располагающая внешность потенциальной убийцы. Наша фирма в моем лице имеет предложить вам… — коммивояжер элегантно, не без опереточной манерности, щелкнул замочками саквояжа, — …предложить вам имеет… — помимо замочков обычных на саквояже оказался еще и электронный замок, и теперь пальцы гостя, тонкие и сильные, бегали по сенсорной панели этого замка. Раздался писк — и саквояж распахнулся. — …ряд последних разработок наших лабораторий.

Из недр саквояжа с необычайной, нечеловеческой быстротой пришелец стал извлекать и раскладывать по всей комнате на заведомо незнамо откуда появившиеся стеллажи, обитые бордовым бархатом, всякие непонятные, сверкающие хромированными и воронеными причиндалами штуки.

Это было оружие.

Помимо желания Татьяна Константиновна испустила невольный восторженный вздох. Вся комната напоминала сейчас арсенал из какого-нибудь фантастического фильма.

— И это лишь сотая доля процента от общего количества выпускаемой нашей фирмой продукции. Тому, кто впервые знакомится с нашими товарами и покупает одну из этих милых, но грозных и безотказных безделушек, фирма предоставляет сорокапроцентную скидку. Во всем, от честного клинка до оружия массового уничтожения наша фирма не знает конкурентов ни в одной точке обитаемого мира. Для постоянных клиентов скидка в пятьдесят процентов.

— На это я могу взглянуть? — самым невинным и заинтересованным голосом осведомилась Татьяна Константиновна, кивнув на нечто среднее между миксером и феном для волос, и коммивояжер тут же услужливо протянул ей эту игрушку, веса в которой оказалось чуть меньше килограмма.

— У вас прекрасный для непрофессионала вкус, любезная Татьяна Константиновна, — произнес гость. — Это оружие ближнего боя, бьет практически без отдачи, для веерной стрельбы и стрельбы по-малоазиатски — идеальный вариант. Пользуется спросом у наемных убийц. Система «Муравей», калибр тридцать шесть и шесть, обойма семьдесят патронов, скорострельность — семь патронов в секунду. От себя добавлю, что машинка эта нешумная и уже великолепно была пристреляна в полевых условиях нашими ведущими специалистами. Стоимость порядка трех с половиной обобщенных единиц. Кроме того…

Речь коммивояжера пусть не совсем, но заглушила автоматная очередь протяженностью в десять секунд. Когда «Муравей» оттарахтел и Аня наконец приоткрыла глаза, которые зажмурила, едва мама начала стрелять поверх головы нежданного гостя, взору любящей дочери предстала мама, аккуратно сдувающая дым, струящийся из ствола.

— …и очень кучная при линейном бое, — закончил тираду продавец и обернулся, демонстрируя справедливость своих слов. На бетонной стене семьдесят аккуратных дырочек образовывали компактную композицию, напоминающую контур сердца, пронзенного стрелой.

— Благодарю вас, несравненная Татьяна Константиновна, ответ ваш на мое предложение весьма красноречив, и я склонен полагать, что мы с вами сторгуемся, — коммивояжер двумя пальчиками извлек оружие с дымящимся стволом из нежной ладони хозяйки. — Вот вам моя визитка, всегда к вашим услугам, до скорого свидания.

И он исчез вместе с образцами продукции своей фирмы. Свидетельством пребывания незваного гостя в квартире Абрамовых служили только пулевые отверстия в стене («Действительно, кучно», заметила Татьяна Константиновна, но не вслух, а так, для отчета самой себе), запах сгоревшего пороха и странная визитка в руках мамы. Это был какой-то мятый, весь изжеванный газетный обглодыш, на котором детским почерком было написано: «В 15 часов».

Анна стояла и невидящим взором сверлила маму, которая вертела в руках «визитку», и за этим занятием их застал молодой человек лет двадцати пяти, одетый столь же безлико и безвкусно, сколь и все прочие молодые люди его возраста. Единственной отличительной чертой немудреной одежонки были клевые, хотя и изрядно потертые жизнью замшевые мокасины с медными клепками и острыми носами. Еще молодой человек был дико красив собою и держал в фиолетовых с мороза руках огромный полиэтиленовый пакет, в котором явно что-то лежало. Под курткой у молодого человека шуршал целлофан.

— Я, кхм, прошу прощения, — молодой человек явно пытался сдерживать колотившую его крупную дрожь, поскольку одет был хоть и чуть теплее предыдущего визитера, однако все равно не по сезону. — Я поднимаюсь, слышу — стреляют, гляжу, — а у вас дверь нарастапашку… Вот… Дверь открытая… Я думаю: может, случилось у вас что-то… блин… у вас это… все в порядке?

Аня плавно обернулась к очередному гостю, и лицо ее умудрилось выразить одновременно и радость, и досаду, и недоумение.

— Гена, — сказала она.

— Да? — в голосе Татьяны Константиновны звучала железная ирония.

Гена разоблачился и вручил Татьяне Константиновне в процессе знакомства большой букет пунцовых роз. Пожаловался на долгий путь транзитом из Сверловска через Западноуральск до самой Зари (а именно в городе с красивым названием Заря и проживали Татьяна Константиновна с Аней). Из пакета извлек бутылку шампанского нижегородского рузлива и коробку конфет, и вручил гостинец жене. Наконец, все трое тесным кружком расселись в гостиной. Там же вдруг возникли усилиями мамы горячий чайник и заварник, розеточки с разнообразными вареньями, сахарница, корзиночка с печеньем и «всяким местом», как обозвала сдобу собственного производства Татьяна Константиновна, чашки, фужеры, открытая коробка со сверловскими конфетами «Катюша», на крышке которой был изображен, естественно, не гвардейский миномет времен второй мировой, а портрет почему-то не Екатерины Первой, а Екатерины Второй Великой, а также бутылка шампанского «Выстрел по-зимнему» с изображением крейсера «Аврора», бабахающего фейерверками. Кроме этого Татьяна Константиновна выставила на столик маленькую бутылочку с ромом, которую берегла только для особенных случаев.