Поток - Сири Петтерсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не трогай меня, – прохрипел он.
– Не бойся, – успокаивающим тоном ответила целительница. Раненый отпустил её, и она тут же задрала его рубашку, стараясь подготовиться к неприятному зрелищу.
Ничего. Одежда пропиталась кровью, но на теле не было ни царапины. Тогда девушка надавила пальцами на вспухшее место под кожей. Колайль закричал и замахнулся на неё, но был слишком слаб и пьян, чтобы попасть.
Хирка что-то нащупала.
На неё словно вылили ведро ледяной воды. Он ведь слепой. Умпири. Как Наиэль. Девушка вспомнила рану Наиэля, которая затянулась у неё на глазах.
То же самое произошло с Колайлем, но что-то вросло в его тело. От этой мысли сделалось нехорошо. Хирка прикрыла рот рукой.
– Наконечник стрелы?
– Стекло, – ответил падший. – Битое стекло.
От мужчины пахло кислым пивом.
Хирка взяла себя в руки. Битое стекло. Больно и страшно, но не ново. Ничего такого, чего она не делала бы раньше. Самая большая проблема – это сделать разрез так, чтобы рана не заросла до того, как процедура будет закончена.
– Ну, тебя хотя бы не придётся зашивать. – Целительница рассмеялась, но очень быстро замолчала. Затем вынула нож из-за голенища и провела лезвием над пламенем лампы.
– Что ты делаешь? – спросил Колайль сквозь зубы.
– То, что надо, – ответила Хирка. – Хочешь позвать кого-нибудь другого? И заодно объяснить, где ты был сегодня вечером?
Он фыркнул.
– Другого? Здесь нет никого другого.
– У вас нет лекарей?
– А зачем они нам? Если бы Умпири требовался целитель, то мы, мать твою, не заслуживали бы жизни. Мы стоим на ногах, пока не упадём. Это естественно. Кролики всегда умирают.
Хирка недоверчиво помотала головой и повернула лезвие другой стороной к пламени.
– Идиот. Ты считаешь естественным дохнуть как мухи? Неудивительно, что вас становится всё меньше и меньше.
Девушка подержала руки над огнём, сколько смогла.
– Ты можешь заглушить боль при помощи когтей? – Она надеялась, что все слепые это умеют. Наиэль притупил её чувствительность, когда пришлось зашивать рану на себе.
Колайль слабо покачал головой:
– Мы не восприимчивы к собственному яду. Кроме того…
– …нельзя признавать, что ощущаешь боль. Знаю, я ведь нахожусь здесь уже довольно давно.
Он улыбнулся. Белёсые глаза поблекли.
– Так просто не принято поступать. Может быть, кто-то облегчил бы боль своему ребёнку. Кому-то близкому. Но не посторонним.
Хирка посмотрела на собеседника. Он лежал и совершенно не понимал важности произнесённых им слов. Значит, Наиэль считал её близкой, своим ребёнком. Предатель Наиэль. Брат отца. А ведь его сердце лежит на льду в ларце.
Может, он и беспокоился обо мне, но это было до того, как он начал мне угрожать.
– В таком случае стисни зубы, – сказала Хирка, приложила лезвие к коже раненого и подержала немного, не делая надреза. Затем встретила взгляд Колайля. Его лицо исказилось от боли, а ведь целительница ещё ничего не предпринимала. Возможно, тело пыталось исцелиться само и вокруг осколков стекла шёл какой-то процесс. Благословение стало мучительным проклятием.
Слепой открыл рот, начал говорить, но слова вышли невнятными и пришлось начать заново.
– Почему ты… так решительно настроена спасти мою шкуру?
Хирка попыталась улыбнуться:
– Это моё призвание. Больше я ничего не умею.
– Первое, что ты увидела, попав сюда, это как я убиваю мужчину…
Путешественница между мирами помотала головой.
– Первое, что я услышала, это как кто-то выкрикивает твоё имя. И думаю, с того момента у тебя не оставалось выбора.
Она надавила ножом на кожу. Тело напряглось, но Колайль молчал до тех пор, пока сталь не коснулась стекла. Хирка сжала зубы, развела края раны в стороны, оставив крики пациента за пределами сознания, и сосредоточилась на том, что надо сделать. Вытащила толстый кусок стекла. Похоже, от бутылки. Скорее всего, осколок не разломился на части в теле. Но следовало проверить…
Целительница осторожно надавила пальцами на кожу вокруг разреза. Ничего. Колайль не закричал. Кровь текла по его боку и превращалась в красное пятно на одеяле. Хирка отпустила края раны и смотрела, как они бледнеют. Какая-то пена стягивала их вместе. Девушка была рада увидеть, что слепые тоже могут испытывать боль. Вечная жизнь. Они неуязвимы, как боги. Что останется от Имланда, если впустить их туда?
Хирка стёрла пот со лба Колайля. Прикосновение к стальной капле оказалось сродни прикосновению к жемчужине. Падший смотрел на дочь Грааля из-под тяжёлых век.
– Ты не такая, как они. И никогда не станешь такой, как они.
– Нет никаких они. Есть разные личности, и каждая из них уникальна по-своему.
– Да, ты должна это знать после того, как побывала в трёх мирах.
Колайль произнёс это почти весело, но девушка услышала в его словах скрытый смысл. Зависть? Восхищение?
– Неудивительно, что ты так важна для них, – продолжал слепой, радуясь, что стекло извлекли из его тела и что боль прошла. – Они верят, что ты объединишь их. Приведёшь к Потоку. Это хорошо для них, но не для нас, остальных.
Хирка вытерла лезвие ножа об уже испачканную рубаху мужчины.
– Поэтому ты бунтуешь на улицах?
Он засмеялся.
– Как думаешь, что будет, если мы снова прикоснёмся к Потоку? Дрейри вновь станут сильнейшими. Власть достанется тем, кто обладал ею всегда. Поэтому не имеющие власти злятся.
– Если всё так просто, то для чего мы продолжаем спасать друг другу жизни? Ты и я? Почему я до сих пор не погибла, если это я должна привести великие дома к Потоку? Ты прячешься под капюшоном и бросаешь бутылки на улицах, но не делаешь того единственного, что способно изменить будущее. Не убиваешь меня.
– Не думай, что это ради тебя.
– Так почему же?
Колайль вздохнул. Веки его отяжелели и почти смыкались.
– Всегда есть надежда, ясно? Надежда на то, что перемены приведут к лучшему. И несбыточная мечта о том, что твоё спасение вернёт мне прежнюю жизнь.
– Что ты имеешь в виду?
Мужчина коснулся когтем капли на лбу.
– Вот это. Слабая надежда на то, что её удалят. Помилуют меня. Снова сделают Умпири, а не падшим. Разве не за это мы все боремся? За то, чтобы быть такими, как они. Как те, кто обладает всем.
Его рука снова упала на кровать. Хирка ощутила усталость. Она никогда не была важной персоной, только изгоем, потомком Одина, гнилью, человеком. Приёмная дочь лекаря без семьи и богатства, чьё имущество помещалось в заплечный мешок, она колесила по дорогам в красной повозке и жила в хижине в Эльверуа. Теперь на дне находился кто-то другой. Хирка же стала как Ример: принадлежала к могущественному роду и имела всё, что пожелает. Являлась счастливчиком. От этого осознания по телу разливался яд.