Маги и мошенники - Елена Долгова

– Но тогда зачем нам лодка?

– Вы правы, любезный Вольф, лодка нам ни к чему, – ответил посрамленный мною Людвиг Ренгер. – Мы выберемся отсюда вместе с обозами.

На этом мы и порешили. Я и лекарь спустились с крыши и принялись складывать вещи. Я опять не смог отыскать ни клочка пергамента. Такое положение вещей решительно перестало мне нравиться. Наверное, я бы попросту ударился в панику, если бы не общество церенского лекаря. Он показался мне сообразительным, порядочным и надежным человеком, не обремененным фанатическим рвением и религиозными предрассудками Империи. Почему-то я был уверен, что он сумеет обойти и денунциантов Трибунала, и «братьев» Бретона. Во всяком случае, обществом таких помощников не стоило разбрасываться.

Мы вместе дождались возвращения кира Антисфена, но ученый собиратель ересей еще не закончил свой труд и наотрез отказался покидать мятежный город. Он казался всерьез расстроенным – кто-то стащил его книгу in-quarte, и многомудрый румиец остался без пергамента. Я не стал рисковать из-за его ученого рвения и простился с другом до лучших времен.

Побег был назначен на завтра. Благочестивые солдаты Бретона после неудачного штурма вернулись на площадь перед ратушей, и наша ученая компания отпраздновала расставание, распивая местное вино под унылые звуки их псалмов.

Людвиг фон Фирхоф. Толосса. Церенская Империя.

Штормовой ветер нес на Толоссу водяную пыль, занималось хмурое утро, намеченное для побега.

Вереница телег с грохотом катила по булыжной мостовой, направляясь к воротом мятежной крепости. Возница одной из телег, кутаясь в легкий плащ, то и дело оглядывался на своего спутника – тот, по-видимому, дремал, укрывшись от дождя под грудой пустых мешков.

– Проснитесь, мэтр Людвиг.

– Я не сплю, – словно бы лениво ответил мнимый медикус.

Фон Фирхофу нравился ход событий. Тонкая обмолвка насчет лодки помогла узнать способ, которым беглецы проникли в крепость. В этом способе не было ничего сверхъестественного, гримуары не применялись – это вполне устраивало Людвига.

Еретики-пикинеры, усевшись на соседние телеги, степенно переговаривались. Бретон, по слухам еще вчера легко раненный стрелой, не показывался. Обоз вел Штокман, правая рука ересиарха, рыжий, одноглазый солдат-дезертир, родом из самой Толоссы. Он не мог опознать фон Фирхофа, и, разумеется, не обращал на поддельного медикуса ни малейшего внимания. Редкие острия пик колебались над телегами, дождь стекал по стальным колпакам, кольчугам и курткам. Ворота распахнулись и, словно пасть мифического кашалота, выплюнули кавалькаду на насыпь. Нещадно стегаемые мулы проворно тащили пустые повозки. По сторонам насыпи бесновались, разбивались о камни, темные, в брызгах и клочьях белой пены, волны. Издали могло показаться – повозки святого братства дивным образом движутся прямо по воде. У самого берега волны кипели в хаосе штормового прибоя.

– Вы слышите меня, Ренгер?

– А?

– Куда мы едем?

– Должно быть, к ближайшей деревне, – небрежно ответил посланец императора. – А что?

– Мне нужен запас пергамента.

– Едва ли вы его найдете там.

Хронист мокрой курицей нахохлился под дождем.

«И это – первый злодей Империи?» – фон Фирхоф испытывал острое и искреннее разочарование. «Мы изощрялись в ловкости, чтобы обойти и поймать растяпу. Вместо волка в капкане оказался кролик». Колеса повозок разбрызгивали жидкую грязь. Трое верховых отделились от кавалькады и, стегнув лошадей, скрылись за кипарисовой рощей. Дождь припустил вовсю, скрыв силуэты всадников.

Адальберт внезапно насторожился:

– Вы ничего не слышали, любезный медикус?

Людвиг прислушался. Рев прибоя и шум ветра в кронах глушили посторонние звуки, и, тем не менее…

– Это крик, я бы даже сказал – вопль.

Зафыркали обеспокоенный животные. Обоз встал, пикинеры Штокмана вскочили с телег, и как раз вовремя – из-за деревьев во весь опор вылетел вражеский конный отряд. Еретики, не ожидая подобного оборота, едва успели приготовиться к отпору. Дальнейшее произошло очень быстро и в том ключе, которые менее всего устраивал хитроумного советника императора. Бретонисты кое-как уперев копья в размокшую землю, выставили их навстречу противнику. Всадники на каурых лошадях, врезались на скаку в редкую стену пик и пробили ее, на дороге осталось с полдесятка раненых и умирающих лошадей. Те из атакующих, которые уцелели, поспешили разрядить в копейщиков арбалеты, и, воодушевленные успехом, взялись за мечи.

Оглушительный лязг железа смешался с горестным ржанием раненых скакунов. Кое-кто из всадников спешился. Стрелы и метательные дротики летели во все стороны, причем весьма густо, что делало спасение от них делом затруднительным.

Людвиг схватил зазевавшегося Хрониста за воротник, столкнул его под телегу и прыгнул туда сам, пара стрел ту же вонзилась в повозку, еще одна – в деревянный обод колеса.

– Что будем делать, друг мой Ренгер? – спросил озадаченный Хронист. Шпион императора не нашелся, что ответить.

Тем временем битва шла своим чередом. Как и положено в таких случаях, почти побежденная сторона, обнаружив плачевность своего положения во всей красе, от безысходности воспрянула духом. Еретики, бросив бесполезные в ближнем бою пики, взялись за клинки. Штокман снял с плеча здоровенный двуручный меч и ощерил некогда прореженные в битвах зубы. Бывший дезертир, обращенный в правую веру лично Бретоном, в этот момент представлял собою величественное и опасное зрелище. Он хриплым голосом тянул боевой гимн, со свистом рассекая перед собою воздух:

Щадить охоты нет

Нам собственной рукой.

Стоит с начала лет

На этом род людской.

Достань врага копьем,

Рази его мечом,

Сегодня он убит,

А завтра мы умрем.

Солдаты империи, не желая связываться с буйно помешанным, попросту избегали подворачиваться под его удары. Тяжесть и инерция меча мешали Штокману как следует гоняться за хитрецами.

Людвиг вполне осознавал, что попал в ужасную ситуацию. Если одолеют солдаты Гагена, то императорский шпион вместе со своей добычей, скорее всего, по ошибке будет убит на месте. Если одолеют бретонисты, то в лучшем случае придется вернуться обратно в Толоссу, положение которой с каждым днем становилось все безнадежнее. Под боком заворошился Хронист, кажется, даже до легкомысленного Адальберта дошла крайняя опасность положения:

– Друг мой Ренгер, – печально спросил он, – у вас не найдется клочка пергамента?

Отчаявшийся фон Фирхоф готов был воспользоваться даром несчастного, но, на беду для себя, лишь тщетно обшаривал кошель и складки одежды.

– Ни единого обрывка.

Телега принялась опасно крениться, трещать и, в конце концов, завалилась совершенно, похоронив беглецов под грудой ломаного дерева и пустыми мешками. Между тем солдаты беспощадно добивали последних еретиков. На ногах оставался один кривой Штокман, который продолжал яростно таращить глаз, легко вращая неподъемным мечом. Летящие в дезертира стрелы отскакивали от тяжелой кольчуги и стального колпака. Стражей Империи уцелело немногим больше, помощника ересиарха обступила пятерка врагов.