Блондинки предпочитают джентльменов, или Глупа, одинока, опасна - Маша Царева

Я невольно залюбовалась Савиным. Он и его мотоцикл смотрелись одним целым. Этакий кентавр, божество эпохи технического прогресса. На нем был черный кожаный костюм, в котором его и без того атлетические плечи выглядели еще более широкими. И шлем ему шел – в отличие от меня. Сбоку к шлему Савина была прикручена какая-то странная деталь, но я постеснялась спросить о ее предназначении.

– Ни пуха ни пера, – пожелал мне Дима, ядовито при этом улыбнувшись.

– Да пошел ты к черту! – пробормотала я, взбираясь на мотоцикл.

Я изо всех сил сжала ногами сиденье, а руками вцепилась в куртку Савина.

– Готова? – крикнул он.

– Готова, – подтвердила я, предварительно зажмурившись и стиснув зубы.

А потом – взревел мотор, мы сорвались с места, и я тут же забыла о данном самой себе обещании не кричать. Рот сам собой распахнулся, и из горла вырвался отчаянный предсмертный вопль. Надеюсь, что Савин его не услышал – во-первых, на нем все-таки был шлем, а во-вторых, в ушах пронзительно свистел воздух. Я попыталась открыть глаза, но ничего не получалось, потому что в лицо мне бил режущий воздух, превратившийся отчего-то в почти твердую субстанцию. Я уж думала, что хуже не бывает, и приготовилась молиться и тут почувствовала, что меня сдувает с мотоцикла!

Как будто бы сильные невидимые руки вцепились в мои плечи и пытались оторвать меня от Савина. В тот момент я вдруг поняла, что жизнь прекрасна; я отчаянно цеплялась за жизнь, изо всех сил навалившись на разогнавшегося мотогонщика. Я не знала ни одной молитвы, но понимала, что в такую минуту я просто обязана самой себе в чем-нибудь поклясться. Прерывающимся голосом я забормотала:

– Клянусь, что если я выживу, то стану добрее и внимательнее к ближнему, клянусь подарить моей подружке Жанне те туфли «Гуччи», которые она уже полтора года пытается хотя бы на недельку выпросить, клянусь радоваться жизни каждый день, даже если я однажды проснусь толстой, даже если меня опять уволят с работы, даже если у меня полтора года не будет секса, даже…

И в этот момент мотоцикл наконец остановился. По инерции я продолжала сидеть, вцепившись в спину Ярослава. И только когда он снял шлем и насмешливо сказал: «Расслабься, красавица, не надо меня душить, мы не в постели», – только тогда я наконец отпустила руки и распахнула глаза.

– Ну как? – со смешком спросил подбежавший оператор Дима.

– Супер, – тоненько пропищала я, – это был лучший день в моей жизни. – Губы мои тряслись. Я слезла с мотоцикла и села прямо на асфальт, потому что непослушные колени вдруг стали слабыми.

– А ты хорошо выглядишь! – засмеялся Дима. – Такая прическа тебе очень идет.

– Что ты мелешь? – Я провела ладонью по волосам и еле сдержала крик. Неужели мои испытания на этом не закончились? Волосы на ощупь были свалявшимися и жесткими, как будто бы эта непрочесанная шевелюра принадлежала кукле, которую на целую зиму забыли в песочнице.

– Однажды после такой поездочки нам пришлось вырезать барышне колтуны. Причесыванию они не поддавались, – сказал Ярослав, – она тоже не хотела надевать шлем. Потом вся голова была в проплешинах.

– Шутишь?!

– Не волнуйся, у нас просто не было под рукой кондиционера. Хочешь, одолжу тебе бандану? Чтобы ты хоть как-то могла доехать до дому.

Интересное кино – а почему бы ему вместо этого не предложить мне вместе принять душ, воспользоваться кондиционером, а потом отнести в загс паспорта – ведь я прошла тест на смелость!

– Но перед тем, как ты уедешь… У меня есть еще один сюрприз, – хитро улыбнулся Савин, – придется нам подняться опять в мою квартиру. Уверен, что это тебя не разочарует!

* * *

Дома он первым делом привел нас в комнату, большую часть которой занимал огромный телевизор.

– Располагайтесь, господа и дамы, – он гостеприимно указал на расбросанные по полу подушки, – сейчас будем кино смотреть.

Мы с Димой недоуменно переглянулись.

– Наверное, Саша заметила, что к моему шлему была пристегнута видеокамера в специальном футляре, – радостно сказал Савин, – это мое любимое развлечение. Снимать лица людей, которые сидят на заднем сиденье. Но у Саши, я уверен, лицо было спокойным. Она же от скорости без ума.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду. А потом вдруг вспомнила тот странный предмет, примотанный к его шлему. Так, значит, это была видеокамера. Но не хочет же он сказать, что сейчас мы будем…

– Думаю, классное получилось кино, – Савин возился с какими-то разноцветными проводками.

– Но… Может быть, я лучше домой кассету заберу? – предложила я. – Зачем занимать ваше время?

– Да нет же, мы не против, – поддержал Савина оператор Дима, а я украдкой показала ему кулак.

– И времени у нас нет, – я с озабоченным видом посмотрела на часы, – надо возвращаться на работу.

– Да это не займет много времени. Две минуты всего. Готово! – Ярослав щелкнул пультом, и на экране появилось мое лицо.

Я всегда знала, что меня, что называется, не любит камера. Вот такой парадокс – в зеркалах я получаюсь почти идеальной красавицей, а вот на фотографиях и видеопленке вместо меня проявляется какой-то толстощекий монстр с небольшими глазками, рулевидным носом и дебильной улыбкой.

Узнать меня можно было с трудом. Прическа, безусловно, принадлежала мне, но вот все остальное… Что ж, теперь мне зато хотя бы известно, что особенно уродливо я выгляжу, когда мои глаза плотно зажмурены. Вокруг них сразу же проявляются резкие морщины, а доминантой лица становится красноватый нос! Интересно, а когда я сплю, я тоже так выгляжу? В таком случае неудивительно, что Эдику приспичило переехать за океан. И вопрос, почему он не звонит, тоже сразу снимается.

Мотоцикл набирал скорость, от чего физиономия экранного монстра претерпевала мимические изменения. Чудовище широко разинуло пасть, без стеснения выставив на всеобщее обозрение гланды. («Как в анекдоте, – хихикнул Дима, – такой харей медку бы попить!») Розовые губы беспомощно трепыхались на ветру, как развешанные на балконе простыни. Волосы встали дыбом. Но это было еще не все.

– Даже если я проснусь толстой, даже если у меня полтора года не будет секса… – ни с того ни с сего забормотало чудо-юдо.

Такого я вынести уже не могла. Я вскочила с подушки и, не попрощавшись с Савиным, бросилась в коридор.

* * *

Главное событие недели (а может быть, и месяца, и года, и века!!!) – Георгий Волгин пригласил меня на концерт!!!

Произошло это в баре на одиннадцатом этаже – все же не зря я спустила столько денег на ублажение желудка. Как всегда, мы обедали за соседними столиками, и вот, допив свой коньяк, он вдруг встал, подошел ко мне и спросил:

– Любите ли вы классическую музыку, Саша?

Естественно, я на всякий случай ответила, что люблю. Я, как проницательная девушка, сразу почувствовала в этом вопросе подвох. Так оно и вышло! Не успела я признаться в страсти к фортепьянным концертам Рахманинова (кстати, надо бы на досуге прослушать хотя бы один, чтобы меня невозможно было уличить), как он сказал: