Их любимая малышка - Ирина Горячева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Только если ты захочешь этого, — подсказала я ему. — Я знаю.
— Всё верно. Другой мужчина может быть близок с моей савари либо с моего разрешения, либо при моём участии.
— И какой же из вариантов ты выбрал? — Лицо вмиг опалило жаром и залило краской стыда.
— В том-то и дело. Я хочу, чтобы решила ты.
Наместник предоставлял мне выбор без возможности выбирать.
Когда о вероятности такого развития отношений между двуликим и мной говорил учитель, это выглядело… несколько иначе. Далёким и почти нереальным.
А теперь Элрой предлагал… нет, ставил перед фактом лично. Особенно учитывая нашу ночь на троих в доме Ройтана.
Мне стало не по себе от одной лишь мысли о том, что меня не одну случайную ночь, а всю оставшуюся жизнь будут иметь двое мужчин одновременно.
— Но я не готова.
— Марина. — Он обратился ко мне по имени. — Я могу приказать тебе и имею право жестоко наказать за неповиновение. Я могу подарить тебя Ройтану. Ты и сама всё знаешь. Но я не хочу делать ничего из этого.
— Ну, так не делай!
— Всё непросто. Я спас тебя от казни, пообещав ровно через месяц отдать Ройтану. И я не могу нарушить обещание. Но так уж вышло, что и отдать тебя ему я теперь тоже не могу. Поэтому для меня важен твой выбор.
Я понимала, если откажу, Элрой всё равно найдёт способ наказать меня. Нет, он не казнит и не высечет плетью. Его наказание будет намного более жестоким и болезненным.
Ему был нужен не мой выбор. Элрою было нужно, чтобы мой выбор совпадал с тем, что выбрал он сам.
— Нет! Пожалуйста, не заставляй меня… Возможно, для вас делиться своей женщиной с друзьями это нормально. Для нас — нет. Я не смогу.
Я потянулась к его руке, но он одёрнул её.
— Ты так и не поняла уроки учителя. Нет никаких вас и нас. Есть только я и моя савари. Хозяин и женщина, предназначенная для секса и удовольствия. Любого удовольствия, которое я пожелаю. Но не для споров и проблем.
Он встал из-за стола и, скрестив руки на груди, прошёлся по столовой. Затем молча развернулся и просто направился к двери.
— Элрой! — окликнула я его. Он замер и поднял голову, но так и не повернулся. Не взглянул на меня.
— Ты права, Марина, — произнёс он тихо. — Ты просто ещё не готова и должна побыть одна. Взвесить все «за» и «против». До конца золотого месяца у тебя ещё есть время.
— Я не увижу тебя так долго?! — Слова двуликого прозвучали для меня так неожиданно, что я едва не бросилась к нему, чтобы попытаться удержать.
Элрой проигнорировал мой крик отчаяния и не стал ничего объяснять. Впрочем, я и не надеялась.
— Что бы ты ни ответила, я приму любое твоё решение. Оно станет окончательным в наших с тобой отношениях.
— Окончательным? — Горло сдавил спазм. — Что это значит?
— Послушай, Марина. У ке-тари нет понятия «любовь», но нам знакомы понятия «преданность», «обещание» и «ответственность». — Элрой всё-таки обернулся и пронзил меня взглядом. — Обещая тебя Ройтану, я не ожидал, что ты понравишься и мне. Но я тот, кто я есть. И я им останусь. Если ты согласишься принять моё условие, это будет навсегда. Если нет…
Я вскочила из-за стола, сжимая в руке чашку с почти остывшим кофе.
Всё так хорошо начиналось! Я почти поверила, что наши отношения с двуликим, наконец-то, начали налаживаться. Но его снова, как будто подменили в один миг…
— А если нет? Что ты сделаешь тогда, Элрой? — выкрикнула я вслед наместнику, сдерживая желание запустить ему в голову чашкой.
— Не знаю…
Дверь за ним закрылась с таким грохотом, что я вздрогнула, расплескав остатки кофе.
Элрой
Сегодня я как мог, пытался наладить отношения с Мариной.
После брошенных утром слов о том, что доброты и заботы вполне достаточно для зарождения симпатии, я решил проявить их. Те самые доброту и заботу. Как последний идиот готовил кофе. Для неё…
И, в конце концов, совершил самую большую глупость, когда признался своей савари в том, что она мне нравится. Теперь я жалел об этом.
Марина сводила меня с ума.
Невозможная женщина! Невыносимо упрямая! Она упорно отрицала очевидное, то, что уже и так произошло.
Я мог бы оставить савари себе, если бы не дал обещание Ройтану. Нарушение поспешно данного обещания ложилось пятном позора на моём имени. К тому же у меня не было уверенности, что отдав Марину другу, я не захотел бы вернуть её обратно.
Именно поэтому в тройственном союзе мне виделось идеальное решение проблемы. Я мог заставить Марину. Но учитывая неожиданно возникшую привязанность к савари для меня было важно, чтобы она поддержала моё решение.
А хуже всего то, что времени на то, чтобы убедить её, оставалось всё меньше.
Все наши попытки поговорить каждый раз приводили либо к сексу, либо к ссоре. А ссора всё равно приводила к сексу. Других вариантов у нас, похоже, не было.
Отбросив бумаги, я встал из-за стола и подошёл к окну.
Нет, здесь нужно было действовать как-то иначе.
Нужно было сделать что-то… в рамках законов ке-тари, но несвойственное для ке-тари. Что-то что дало бы Марине чувство свободы, но при этом не освобождало от меня.
Размышления неожиданно прервал звонок.
Взглянув на высветившийся личный код, я понял, что звонил финансист, Тре́гор. Раз в квартал он вместе проверял все объекты, финансируемые из бюджета и находившиеся под опекой и контролем ке-тари, а о результатах докладывал лично мне.
Только вот сейчас звонок меня озадачил.
Во-первых, время было слишком позднее для обсуждения рабочих вопросов. А во-вторых, Тре́гор, как правило, присылал полный письменный отчёт на мой комтайп. Да собственно, и квартал-то едва завершился. Вряд ли финансист успел составить отчёт.
Коснувшись браслета, я принял вызов.
— Слушаю тебя, Тре́гор.
— Простите, что побеспокоил так поздно, — начал он с извинений.
— Говори.
— Я был сегодня в одном кафе… Том самом, что находится под вашей опекой. Где же оно?.. — сообщил финансист слегка заторможено, делая вид, будто искал что-то и никак не мог вспомнить, куда положил.
Впрочем, я почти сразу понял, о каком именно кафе шла речь. Жители города уже давно пересказывали друг другу историю о том, как в моём доме появилась женщина, которая ранее работала в кафе. И о том, как я сделал её своей любовницей в благодарность за отмену казни.
Персонал кафе явно не умел держать язык за зубами. Однако, признаться, меня это мало беспокоило.