С Новым годом, с новым счастьем! - Кэтти Уильямс

– И тебя не мучит тоска по далеким чужим берегам? – протянул он.

– Нет, не мучит. – Она посмотрела в окно и увидела снег, легкими пушистыми хлопьями падавший с неба. Может быть, Рождество все-таки будет снежным. – Мне хотелось бы увидеть разные страны, да, конечно, – а кому бы не xoтелось? Но я не вижу смысла тосковать по тому, что мне недоступно. – Полумрак машины скрыл ее ироничную усмешку: жаль только, что ее сердце отказывается принять этот благоразумный совет по отношению к сидящему рядом мужчине. – Кроме того… – она скосила на него глаза, – я выросла без заграничных поездок. У нас никогда не было лишних денег, да если бы и были, мама, наверное, все равно посчитала бы такую трату бесполезной.

– Какой аскетичный взгляд на жизнь.

– Тебе легко говорить, – резко сказала Кэтрин. – У тебя всегда денег куры не клевали.

– Был ли вообще другой мужчина, Кэтрин? – тихо спросил он, и его спокойный тон выражал лишь легкую заинтересованность. – Или ты ушла от меня потому, что недостаточно любила меня?

Пульс у нее опять помчался вскачь, как при любом упоминании о прошлом.

– Это неправда, – искренне ответила она.

Все что угодно, добавила она про себя, только не это. Может быть, я испытывала стыд и отчаяние, может быть, чувствовала себя обманщицей, но любила я тебя более чем достаточно.

– А как ты собираешься проводить Рождество? – вежливо осведомился он.

Кэтрин посмотрела в его сторону. Стиснув зубы, он не отрывал глаз от окна. Так и кажется, что прошлое прочно стоит между ними, поднимая голову и издевательски ухмыляясь всякий раз, когда они слишком долго общаются, изображая цивилизованных людей. Кэтрин вдруг захотелось протянуть руку и все рассказать, сбросить с себя бремя тайны, чтобы он понял и принял причины, заставившие ее так поступить, и чтобы потом они вернулись к началу своей любви и были счастливы. Она замотала головой, прогоняя эти дикие фантазии.

– Понятия не имею, – беззаботно заявила она.

– А что ты обычно делаешь?

– Провожу Рождество с Дэвидом и его матерью. Она готовит изумительный рождественский обед. – Кэтрин постаралась придать своему голосу оттенок счастья и беспечности.

– А в этом году почему не пойдешь?

– Да нет, наверное, все так и будет, – уклончиво сказала Кэтрин. – Тушить индейку для себя одной довольно-таки глупо, верно? Мне же потом несколько недель придется доедать остатки! – Атмосфера в машине стала напряженной. – Клэр мне рассказывала, что у вас дома чудесная елка и она сама ее украсила. Она этим так гордится. Ты уже купил ей подарки? – Если ей удастся удержать разговор в легком тоне, вполне возможно, что вечер закончится благоразумно и спокойно. А разговаривать в легком тоне значило не упоминать Дэвида и не упоминать их собственный шестилетней давности роман.

– Вчера я послал секретаршу купить подарки, – сообщил Доминик. – И чтобы не выслушивать нотации на тему о том, что я плохой отец, сразу предупреждаю – я лишь следовал списку, составленному Клэр.

– Я и не думала читать нотации, – возразила больно уязвленная Кэтрин, которой туг же вспомнились слова Дэвида о том, что она ведет себя как старуха. Неужели это правда? – И что же она попросила?

– Весь список игрушек четвертого канала полностью. – Смуглое лицо Доминика осветила улыбка. – Стоило бы выставить счет рекламному телевидению.

– Смотри, она тебя разорит, – шутливо сказала Кэтрин.

– В ее-то возрасте? – со смехом отозвался он.

– И не заметишь как.

Машина уже подъезжала к маленькой аллее у ее дома, и Кэтрин впервые подумала о том, каким темным и негостеприимным выглядит ее жилище. С болью в сердце она представила себе, что проведет оставшуюся жизнь в доме, где не с кем будет разделить тепло и смех, но тут же одернула себя. Что за глупости! Она счастлива, счастлива по сравнению с огромным количеством людей, у которых нет и того, что имеет она.

А больше всего ты горюешь потому, сказал ее внутренний голос, что тебе известно, чем ты могла бы обладать, верно ведь? Ты одним глазком взглянула на то, какой могла бы стать твоя жизнь, но была бессильна принять ту судьбу.

– Вечер был чудесный. – Кэтрин взяла в руки сумочку и повернулась на сиденье к Доминику. – Надеюсь, вы с Клэр прекрасно проведете Рождество. Она как раз в том возрасте, когда этот праздник кажется настоящей сказкой.

Машина затормозила, и Кэтрин собралась выходить.

– Я провожу тебя в дом, – сказал Доминик и выскользнул из машины, а Кэтрин лишь пожала плечами, хоть ей и хотелось сказать, что она способна войти в дом самостоятельно.

Дом был погружен в полнейший мрак. Нужно было оставить включенным хоть маленький светильник; обычно она так и делала, если уходила на весь вечер, но сегодня, должно быть, забыла. Все произошло так быстро, и она была так взвинченна.

Письмо вообще не попалось бы ей на глаза, если бы Доминик не включил верхний свет. Сама Кэтрин, как правило, включала маленький светильник на столике у самой двери, где стоял и телефон. Ей нравился более мягкий свет.

Но в ярко освещенной прихожей она не могла не заметить небольшой конвертик, белевший на подстилке у двери. По сути дела, она на него едва не наступила.

– Любовная записка? – произнес из-за ее спины глубокий голос Доминика.

– Скорее, рекламный проспект, – ответила Кэтрин и, пройдя чуть вперед, открыла конверт. Сверху он был девственно чист, и она представления не имела, от кого он может быть. Наверняка какая-нибудь рекламная компания расписывает очередной грандиозный рождественский проект или же благотворительное общество просит о пожертвованиях.

Оказалось, ни то, ни другое. Кэтрин пробежала глазами несколько строчек, еще раз перечитала – более внимательно, а потом обратила к Доминику потрясенное лицо.

– В чем дело? – Голос его хлестнул ее как бич. Он рванулся к ней и схватил ее за руки. – Что случилось?

– Прочти, – тихим, дрожащим голосом ответила она, и он, взяв письмо; отвернулся.

Ей показалось, что она много часов простояла в холодной прихожей, глядя на его спину, но на самом деле могло пройти каких-нибудь несколько секунд, а потом Доминик развернулся к ней, глаза его извергали зеленый огонь.

– Ублюдок, – произнес он с ледяным спокойствием, куда более страшным, чем если бы он впал в яростное буйство и принялся расшвыривать все вокруг.

– Доминик, – нерешительно сказала Кэтрин, – пожалуйста… – Она сделала к нему шаг, и его ладонь обхватила ее запястье.

– Ты пойдешь со мной, – мрачно заявил он. – Я этого не допущу!

О, Дэвид, подумала она, едва справляясь с приступом злости, как ты мог? Доминик уже тащил ее к двери, вынимал из ее руки ключ, запирал за ними дом и возвращался с ней к машине, а Кэтрин не в силах была сопротивляться. В голове у нее мысли неслись кувырком, сталкивались друг с другом и вихрем уносились неизвестно куда, не давая ей возможности хоть что-то сообразить.