Взгляд со стороны - Евгений Сергеевич Старухин

где в нашем районе есть секция по какому-нибудь единоборству… А уж там я, благодаря системе, точно развернусь! Гадом буду, но смогу этих двух утырков в котлету превратить, как они меня сегодня, ведь если бы не та голосистая бабка, они меня точно на смерть забили. Но ничего, я выжил, а значит будет шанс отомстить, но для этого надо стать сильнее, а значит ждет меня мир единоборств и прочего мордобоя и ногомашества! И тут уж отбрехаться не получится, ибо следующего раза я могу банально не пережить.

Интермедия 15

— Лёх, слушай, ну западло же не наказать терпилу! Ну давай прогуляемся в ту сторону, ну опоздаешь чуток на пару, зато гнидами подлошарными себя чувствовать не будем!

— Ну да, ну да, — протянул я на автомате, — уважать себя не перестанем и обретём гармонию в этом подлунном мире!

От переозвучивания его последней фразы, Миха реально выпал в осадок и только и смог что тупо хлопать на меня глазами. После чего, с трудом подобрав челюсть, выпалил в восторге:

— Вот за что я тебя, Лёха, уважаю, так это за умение красиво базарить! Вот вроде и говорил всё понятно и простыми словами, а вот сразу даже и не пытайся повторить — ни в жисть не получится!

— Да я вчера по ящику слышал эту фразу, вот она и запомнилась, а сегодня она в базар удачно легла!

— Голова ты, Лёха, всё-таки! Надо было тебе в институт идти, зуб даю! Ты бы явно академиком стал или лауреатом каким.

— Каким ещё лауреатом?

— А что, они разные бывают?

— Конечно!

— Ну вот видишь! У тебя не голова, а дом советов! Точно в институт тебе надо было идти.

— Да задрал ты с этим институтом уже!

— Твоя правда! Хрен бы с этим институтом, пошли лучше терпилу того накажем!

— Ну вот, опять — снова здорово! — Я едва не взорвался, кто о чём, а Миха о том терпиле. — Ну на кой он тебе сдался?

— Да, блин, бесит меня то, что он так просто от нас смотался! Где же это видано, чтобы лохи так просто безнаказанно сматывались, после того как реального пацана толкнули в собачью какашку!

Похоже, от Михи просто так отвязаться не выйдет.

— Ладно, но только сегодня и только на двадцать минут, не больше! Мне больше чем на двадцать минут опаздывать нельзя — препод с говном сожрёт!

— Да ладно тебе в натуре, сейчас поймаем его, да насуём ему горячих и всё — гуляй себе на свои пары!

И только мы повернули в сторону нашей встречи с тем додиком, как он сам нарисовался, не иначе как везёт сегодня Михе не по-детски! Миха пихает меня в бок локтём, но неожидано споткнувшись на ровном месте, но не упав, кричит:

— Лёха, держи его! — и мчится уже обгоняя меня, так ему хочется рассчитаться за вчерашнее!

Неожиданно от додика Михе прямо по кумполу прилетает рюкзак и опрокидывает его напрочь! Ну ни хрена себе лохи оборзели! Совсем этот козёл берега попутал! Ну держись, падла!

Как тебе ногой с разбегу в корпус? Ага, не нравится, гнида! Хорошо он полетел, любо-дорого посмотреть!

— Мочи его Лёха! Он мне нос разбил! — вот Миха — везунчик: то в какашку вляпается, то рюкзаком ему нос расшибут… И тут он прав: такое спускать нельзя. Конечно же, подняться я терпиле не дал, а следом и Миха присоединился к весёлой игре «бей лежачего». Не сказать, что мы его сильно мутузили, в основном пинали по корпусу, да без членовредительства, так, чтобы синяков побольше оставить. Должен же этот гад понять, на кого он хавку свою раззявил!

Убивать же мы его совершенно не планировали, да даже травм серьёзных делать не думали. Даже Миха, уж на что обижен был, и то всего пару раз ему по кумполу съездил и всё, дальше по спине работал.

Мы уже даже выдыхаться стали, запыхались немного, как этот придурок заорал:

— Я психический! — а дальше и вовсе завыл! Я на секунду опешил, а Миха так и вовсе отскочил! Мало ли, вдруг и правда психический? А психи они страшные, когда не в себе. Я это точно знаю. В моём доме бабку психованную как-то санитары скрутить пытались во время приступа, так втроём её заломать не могли, пришлось вызывать дополнительную бригаду, а она только ржала и расшвыривала их.

А этот не будь дураком тут же подорвался и рванул от нас куда подальше, но далеко не убежал, запутался в своём же рюкзаке, свалился на землю и нос себе разбил, ну прямо как Миха! Надо же, один рюкзак сегодня два носа разбил!

Тут еще бабка какая-то заголосила:

— Ах вы хулиганы, я сейчас милицию вызову! — не знает, что ли, старая, что милиции давно уже нет, они все теперь полицейские? Но связываться с горластыми бабками — себе дороже. Проблем от них куда больше может быть, чем кажется на первый взгляд. Да и терпилу мы вроде как уже наказали. Потому переглянувшись с Михой, решили гордо удалиться. Ну а чего там ещё ловить было? Разве что рюкзак отжать, такой носоразбивающий… Но зачем мне это, я и сам могу нос разбить!

— Я же говорил, что мы быстро управимся, ты считай и на пары-то не опоздаешь!

Глава 16

Попасть в институт было не такой уж тривиальной задачей. Потому что с такими побоями на лице, меня запросто могли не пропустить. Собственно, какие именно следы я рассмотрел смутно, в отражении оконного стекла, но по ощущениям видок был ещё тот. Кровь я постарался максимально оттереть, но опухлости и коросты на порванной коже убрать никак не мог.

Пришлось грамотно маневрировать на входе в институт, поворачиваюсь таким образом, чтобы скрыть лицо от всех, кто мог бы им заинтересоваться. Мимо вахтера просачивался, вообще прикрываясь другим опоздавшим. В общем, продемонстрировав способности шпионов-суперагентов, я всё-таки поднялся на второй этаж, где наконец-то мог позволить себе двигаться естественно. То есть, хромать, кривиться и кособочиться.

Людей на втором этаже было достаточно немного, а знакомых так и вовсе не было.

На первую пару по операционным системам я безнадёжно опоздал, даже промежуточный перерыв на паре прошёл. И теперь у меня был выбор: ждать следующей пары или вломиться прямо сейчас. Проваливать квест посещаемости совсем не наш выбор, а ведь опоздание — это не пропуск. Но как же неловко, даже страшно, заходить в аудиторию с таким опозданием. Плюс у меня ещё всё лицо разбито оправдываться, краснеть, объяснять, что такое случилось, откуда следы побоев… Кошмар в общем.

Но варианты конечно возможны: Пень — подслеповатый мужик, может и не рассмотреть моё лицо. Хотя, он меня и так не любит, довелось как-то попытаться сообщить ему, что Windows 95 уже не поддерживается и является музейной редкостью. Но зря я это сделал. В общем, не любит он меня теперь. С другой стороны, что мне сделает?

В общем, убедив самого себя, я дрогнувшей рукою постучал в дверь аудитории. Потому что две минуты позора, это приемлемая плата за выполнение маминого квеста. ведь провалить его в текущих условиях может быть чревато осложнением отношений с мамой, что совсем уж не вариант.

Не дожидаясь ответа толкнул двери аудитории.

— Windows 2000, не имеет принципиальных отличий в плане пользовательского интерфейса от Windows 98. Как впрочем и от некоторых промежуточных вариантов, вроде Windows Millennium…

Открываю дверь, захожу внутрь, и останавливаюсь в ожидании внимания преподавателя. Ого, да Пень рассказывает про Windows 2000! Такими темпами мы к концу института дойдём до современных систем, может быть. Пнём его, кстати, называли по аналогии с пентиумами, которые он постоянно упоминал в качестве основополагающих компьютеров для установки девяностых вариантов винды.

— Так, и кто это у нас? — Пень подслеповато щурится на меня сквозь очки.

— Агапов. — раскаивающимся тоном повинился я, чтобы он не подошёл и не разглядел мой нынешний яркий портрет.

— Ну надо же! Агапов собственной персоной! — В голосе преподавателя послышалось лёгкое торжество, и нарочитый пафос. — Что же это вы, Агапов, опаздываете? Надо ли это воспринимать, как проявление неуважения к преподавателю? Или может быть к дисциплине? Что же вы молчите Агапов, поясните нам, на каком основании Вы опоздали более чем на половину пары? — в его голосе появляются ехидные нотки.

Ну вот и началось! Сейчас он опять будет насмехаться. А я опять буду понуро молчать, лишь бы он ко мне не подошёл. Всё-таки есть во мне что-то от отшельника. Иногда зависаю, как та же самая винда. Препод же поехидничает-поехидничает, да и успокоится. Я бы может и рад что-нибудь сказать, но, во-первых непонятно что, а во-вторых — зачем. Ну и в-третьих, в таких ситуациях язык у меня к челюсти очень плотно присыхает.