Былого ищу следы… - Евграф Васильевич Кончин

Исаковым, Л. С. Сувориным… Петр Александрович написал подробную биографию поэта, которая печаталась в журнале «Русская старина», в других изданиях. Подобрал и выпустил со своими разъяснениями несколько подборок пушкинских писем.

Ефремов был членом Пушкинской комиссии Общества любителей российской словесности, принимал деятельное участие в организации Пушкинских выставок в Москве в 1880 и 1899 гг. Благодаря его энергии и под его редакцией вышел роскошный альбом юбилейной Пушкинской выставки. Недаром фотограф К. А. Шифер запечатлел его с этим альбомом в руках, а известный художник и гравер М. В. Рундальцов отпечатал гравированные портреты Пушкина с оригиналов Кипренского и Тропинина с репликой на них - небольшим портретом Ефремова.

Поэтому все экспонаты юбилейной Пушкинской выставки 1899 г., в том числе, конечно, и рисунок Райта, были ему отлично знакомы, им разысканы. Поэтому Петр Александрович знал Михаила Алексеевича Веневитинова и его пушкинскую реликвию. Не исключено, что именно благодаря энергичному содействию Ефремова, его обширным знакомствам, его непререкаемому авторитету, пушкинский портрет, рисованный Райтом, попал в юбилейную экспозицию.

Ефремов - потомственный москвич, влюбленный в свой город. Он славился хлебосольством, доброжелательством, открытым и добродушным характером, был по-московски словоохотлив и общителен. Всегда радовался гостям в своем доме в Савеловском переулке, на Остоженке. А приходило к нему множество людей, желающих побеседовать с самим хозяином, посмотреть великолепную его, единственную в своем роде библиотеку, составленную из редчайших книг, богатейшее собрание гравюр и литографий - как посвященных Отечественной войне 1812 г., так и русским писателям, многих из которых он хорошо знал, а со многими, к примеру с Некрасовым, дружил.

О Пушкине же Ефремов собрал целый домашний музей. Были в нем гипсовая маска поэта, скульптура работы А. И. Теребенева, попавшая к нему довольно-таки необычным путем, но главное - пушкинские портреты, гравированные и литографированные Гейтманом, Уткиным, Гиппиусом, Борелем и, конечно, Райтом - словом, все имеющиеся к тому времени пушкинские листы.

Жаль, что Ефремов за три года до своей смерти в 1907 г. продал почему-то уникальную графическую коллекцию издателю Ф. И. Фельтену. Позже она разошлась по музеям и частным собраниям (кстати, кое-что попало и к Я. Г. Заку).

Смерть Ефремова оплакивалась в Москве всеми, кто его знал, кто слышал о плодотворной его деятельности во славу столицы и русской культуры.

Рисунок Райта Ефремову не достался. Тогда к кому же он перешел? Очевидно, к наследникам Михаила Алексеевича Веневитинова. Кто они? Не сразу я узнал о них. Пришлось еще и еще раз просматривать архив Виельгорских и Веневитиновых, переданный Михаилом Алексеевичем в Румянцевский музей и теперь, повторяю, находящийся в Отделе рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина, фамильную переписку, ежегодные отчеты Румянцевского музея. Наконец в одном из этих отчетов отыскал столь необходимые мне сведения. К сожалению, всего несколько строк: «Наследники М. А. Веневитинова - А. В. и Ю. В. Веневитиновы, согласно завещанию, пожертвовали музею богатую его библиотеку - свыше трех тысяч томов, а также большую часть рукописного семейного архива». Об альбоме и портрете М. Ю. Виельгорского не упоминалось.

Кто же такие А. В. и Ю. В. Веневитиновы? Из фамильных бумаг выясняю, что они - племянники Михаила Алексеевича, сыновья его брата Владимира Алексеевича, умершего в 1885 г. Как сложилась их дальнейшая жизнь, а главное - какова участь их фамильных ценностей?

Биографию портрета М. Ю. Виельгорского брюлловской кисти как-то удалось восстановить. Правда, со значительными «белыми пятнами». В 1905 г. он экспонировался на Таврической выставке русских портретов в Петербурге с указанием, что «является собственностью Алексея Владимировича Веневитинова из С.-Петербурга». Затем последовали двадцатилетние приключения картины, неведомые ныне специалистам. В 1930-х годах портрет приобрела популярная певица Лидия Русланова. У кого и при каких обстоятельствах - теперь этого не узнать. В 1960 г. она продала картину в Государственный художественный музей БССР. Здесь она экспонируется по сей день. Таким образом, странствия портрета закончились благополучно.

Почему я рассказываю о судьбе «Портрета М. Ю. Виельгорского»? Потому что уверен, где-то рядом с ним, очевидно, первоначально в одних и тех же руках находился и альбом с пушкинским портретом - основная цель нашего розыска. Не исключено, что вместе с картиной участвовал он в одних и тех же приключениях. К прискорбию, без удачного их завершения.

Меня настораживает то, что именно об альбоме узнать ничего не удалось - ни самых крохотных вестей, ни косвенных намеков, ни туманных легенд или глухих преданий. Ничего! Не странно ли это? После юбилейных торжеств 1899 г. интерес к портретам Пушкина значительно возрос, ими стали заниматься серьезно. Тем не менее рисунок Райта, широко известный по гравюре с него, ни разу больше не выставлялся, никому не показывался, о нем я не встречал упоминаний в печати. Как будто бы кто-то нарочно старался скрыть его местопребывание и поэтому как можно меньше афишировал его. Мое подозрение подтверждается и таким фактом. Сергею Павловичу Дягилеву, предприимчивому и много знающему организатору Таврической выставки, раздобывшему для нее у А. В. Веневитинова «Портрет М. Ю. Виельгорского» и наверняка помнящему о фамильном альбоме со столь великолепными изображениями русских людей, а прежде всего пушкинским, не удалось получить его для своей экспозиции. Почему? Возможно, альбом находился в недоступном даже для энергичного Дягилева месте. Положим, за границей. Или же семейную достопамятность ему не отдали, что более вероятно. Словом, гадать можно предостаточно…

Как указано в каталоге Таврической выставки, Алексей Владимирович Веневитинов, владелец «Портрета М. Ю. Виельгорского» и возможный обладатель фамильного альбома, жил в Петербурге. Поэтому я стал просматривать в Исторической библиотеке пухлые тома фундаментального ежегодника «Весь Петербург». За 1902 г. нашел Веневитинова по адресу Мойка, 77. Отмечалось также, что он камер-юнкер (значит, вхож в высшие дворцовые сферы). Работает чиновником особых поручений в Министерстве иностранных дел. Часто бывает за границей. Живет там подолгу. Так, в 1902 - 1903 гг. находился по делам службы в Риме.

Такая прелюбопытная деталь. Как сообщила мне сотрудница Ленинской библиотеки Галина Ивановна Довгалло - ее сведения основаны на документальных материалах, - Алексей Владимирович сразу же после смерти своего дяди очень внимательно просмотрел фамильный архив, оставшийся в Ново-Животинном. Был весьма разочарован тем, что многие по каким-то причинам «очень нужные ему» бумаги были уже переданы Михаилом Алексеевичем в Румянцевский музей. Он пишет из Рима и просит срочно прислать в Италию опись находящегося в музее архива Виельгорских и Веневитиновых. Почему такая непонятная спешка? Более того, требует, чтобы семейные документы не выдавались посетителям. Словом, Веневитинов очень взволнован тем, что большая часть фамильного архива оказалась в Румянцевском музее. Наверное,