Замуж за врага. Его (не) любимая - Юлия Марлин

Девушка всхлипнула. Не зря душа рвалась и металась в предчувствии беды. Возможно, дар проницательности, все же проявился, но слишком поздно. К чему он, если ее везут на убой.

Она рухнула на лежанку, прикрылась плащом, и сделала вид, что спит. Святослав тихо прошел к лежаку, обменялся с Рогнедом парой слов и лег на место. Следующими в караул удалились Тис и Олег. Когда шум их шагов растворился на границе поляны, над лагерем повисла тишина.

Софию колотило, дыханье сбивалось, а по вискам текли горячие слезы. Глотая нервные всхлипы, она долго обдумывала, что бы сделал Игорь, окажись тут вместо нее. Наверное, бы уже пал смертью храбрых, вступив с северянами в отчаянный бой. Вспомнив про кинжал в сапоге, Соня попыталась приподняться, но не смогла. А прислушавшись к себе, ужаснулась: ей не хватает решимости просто повернуться и посмотреть на спящего Святослава. А она тут лежит и мечтает затеять смертный бой с прославленными бойцами…

Несмотря на отчаяние, девушка с трудом взяла себя в руки.

Северяне решили, что уже победили?

«Нет, битва еще впереди, и легко я им не сдамся».

Мысль быстро ускользнула, потому что перед самым рассветом заложница неожиданно провалилась в тревожный сон, продлившийся два часа и не принесший ей ни отдыха, ни успокоения.

Часть 2

Под масками лжи и обмана. Под звездами меча и тумана

Сначала родилась пустота. От нее отделилась безмолвная тьма. Вместо порядка царил беспорядок. Вместо покоя правил хаос.

Из ничего родились первые звезды, озарив беспросветную пустоту. Из холода родилась бездна, наполнив сияющую бесконечность злом и коварством. Так продолжалось множество эр до тех пор, пока в Ничто не пришли Два Великих Противоположных.

Первый Противоположный — Эфир, нареченный смертными Властелином Небес, был рожден из света звезд. Второго — Огненного Змея Саанила, исторгнутого Бездной, прозвали Демоном. Юный и прекрасный Эфир пожелал упорядочить хаос и создал новый мир. У Демона зародилась жажда извратить создание Эфира и наделить творение уродствами, которыми обладал он сам. Брызнул Змей раскаленными каплями яда, и в новорожденный мир пришли войны, изрыгнул негаснущий огонь и светлый мир познал страдание.

Эфир разгневался:

— Как смеешь ты касаться моего творения?

И бросил ему вызов.

Тысячу лет бились Светлый и Темный боги. Эфира питал вечный свет немеркнущих звезд — он был силен и бесстрашен, но честен и прям. Саанила же наполняло скверное пламя мрака, наделяя хитростью, коварством и подлостью. Огненный Змей знал, что не ему не выстоять в честном бою и потому обратился к Бездне за помощью.

Она откликнулась.

Покрытое черной скользкой чешуей тело Саанила изменилось — каждая чешуйка обратилась в зеркальное неусыпное око, похожее на осколок тонкого, прочного стекла. Звездный свет отразился в зеркальной чешуе и ослепил Эфира огнем. А Саанил, наделенный с сего мига миллионами глаз, что рассыпались по его телу, бесчестно атаковал.

В первый миг собственное отражение сбило Эфира с толку, и Змей нанес ему страшный удар. Но зеркалоокий Демон не ведал, что Светлый быстрее и ловче, а любой его удар подобен гибели, потому что Свет невозможно победить.

От первого удара Эфира содрогнулась пустота. От второго задрожали звезды. Третий — сокрушительный, едва не уничтожил новорожденный мир. А четвертый — истребляющий, низринул Демона в поражение.

Из ран Эфира хлынула кровь, наполнив мир озерами, реками и океанами. А с раненной чешуи Саанила посыпались зеркальные чешуйки-глаза, проливаясь над миром звонким дождем. Места, куда они падали, люди позже назовут гиблыми или проклятыми, и будут обходить стороной…

Побежденный Саанил бросился в бездну, чтобы спастись. Он исчез в ее чреве, завернувшись непроницаемым покрывалом из мертвого дыханья и затаившись на многие вехи эпох в ядовитой пустоте. Эфир не стал преследовать врага. Новорожденному миру требовался уход, и юный Властелин Небес продолжил созидать и создавать…

Сказание о возвышении Эфира Светлого и низложении Зеркалоокого Змея

Из Первой Книги Холода и Ночи

Глава 10

Посреди долины, залитой лунным светом, молчаливая рощица выглядела чужеродным участком враждебного мира. Местные обходили ее стороной, называя пристанищем злых демонов, но откуда об этом было знать приезжим?

Под навесом стволов, седых у края земли, разбила лагерь семья бродячих музыкантов. Огонь отгонял весеннюю стужу и наползающие из мрака тени. Два задорных пса заливисто лаяли, а любимая кошка умывалась, развалившись на ободе колеса. Пока мать и дочери готовили обед, отец семейства с двумя сыновьями разучивал слова новой пьесы.

«Смертные — беспечные глупцы», улыбнулось создание темного мира, таившееся в близкой мгле.

Они, увлеченные готовкой и играми, наивно верят — мир принадлежит им, а не Злу, таящемуся за каждым поворотом. Вот и эта семейка понятия не имеет, что давно попала в сети хитроумного охотника. Он крался за ними от Пагоды Огней, подгоняемый животным азартом. Преследовал бесплотным зверем, доверяя отменному нюху и ориентируясь по грубым следам. Несся призраком, являющимся в блеске первых звезд. У него было много имен, но все остались в прошлом и давно не волновали его усохшие мозги.

Единственное, о чем он думал — сладкая кровь и аппетитные белые кости.

Упырь не вкушал человечьей плоти с тех пор, как в последний раз подкрепился у Мельничьего Кольца семейством говорливого барда-странника. Потому сильно ослабел. До той степени, что больше не мог разлететься стаей стремительных летучих мышей. Голод струился сквозь него, пронзая ледяными кинжалами. Кипел горючим отваром колдовских трав. Терзал изощренными пытками.

Алые мертвенные глаза устремились в облака. Край полной луны сверкал в сером мареве. Сквозь просвет шумных ветвей виднелась семья, собравшаяся за ужином у костра. Слышались голоса и дружный стук глубоких ложек. Упырь оскалил клыки-кинжалы и в следующий миг накрыл ошеломленных людей стремительной тенью.

… К городскому въездному знаку подъехали три всадника. На горизонте только занимался рассвет. Клочья тумана укутали проселочную дорогу и разгуливали в лесополосе бледными призраками.

— Где его демоны носят? — Грубо процедил на родном эмецком тот, что держался в середине. — Он должен быть здесь.

Молодой человек блистал роскошным костюмом. В его жилах текла благородная кровь, но назвать носителя красивым не поворачивался язык. Он имел маленькие глаза, крупный нос и резко выдающийся лоб. Невыразительная гримаса неудовольствия придавала мужскому лицу сходство с ехидной, а крупный живот напоминал уродливый горб. Длинные белые волосы были забраны в высокий хвост, руки в перчатках нетерпеливо мяли поводья. Уроженец Дома Железного Вепря, а точнее племянник князя Андрогаста Эдирнского, некто Густав яростно сплюнул:

— Поганый кровопийца. Опять увлекся охотой и забыл о времени.

Из темноты повеяло леденящим холодом и шепотом потусторонних голосов. Кони