Лик Сатаны - Георгий Ланской

Недалеко от павильона летней библиотеки она купила пачку пломбира, плюхнулась на скамейку и стала поедать мороженое с таким мрачным видом, будто поглощала отраву. Она настолько погрузилась в печальные мысли, что не обратила внимания на нетвердые шаги за спиной, и вздрогнула от дребезжащего голоса над ухом.

— Девушка, прошу прощения! Вы сможете уделить мне несколько минут?

Саша обернулась и невольно поморщилась.

За спиной стоял худой, кожа да кости, старик лет семидесяти с сине-багровым испитым лицом. Из-под засаленной тюбетейки торчали сосульки давно нестриженных седых волос. Обтрепанные суконные порты на подтяжках и видавший виды синий пиджак поверх фланелевой в клетку рубахи были совершенно неуместны в жару, поглотившую город. Но бомжи, как арабские жены, свое барахло носят с собой, потому что неизвестно, где угораздит переночевать и удастся ли вернуться на прежнее место.

От старика несло перегаром и грязным телом.

Саша окинула его подозрительным взглядом, прижала к себе сумку и отодвинулась на край скамейки.

— Что вам нужно? — резко спросила она, хотя и без того знала, что именно надобно бомжу. Деньжат на бутылочку, если не жалко, или сигаретку, коли имеется.

Старик, однако, умудрился ее огорошить.

— Девушка, у вас интеллигентное лицо. Сразу видно, что вы невероятно умны! Купите книгу!

Он сунул руку за пазуху и принялся копаться там, как фокусник, готовый предъявить зрителю ворох разноцветных лент, кролика, парочку голубей и воздушный шарик. Саша смотрела во все глаза, но на всякий случай осторожно спросила:

— Какую книгу?

Старик наконец выудил потрепанный томик, деликатно присел на противоположный край скамьи и протянул его Саше.

— Вот она! Смотрится, конечно, непрезентабельно, но это раритетное издание и, между прочим, очень ценное. Купите, не пожалеете!

Саша осторожно, двумя пальцами приняла книгу и с удивлением уставилась на обложку.

Книга действительно была необычной! «Домашний лечебник. Наставление к употреблению гомеопатических средств в отсутствие врача» Самуэля Ганемана. Петербургское издание начала ХХ века. Вещь, безусловно, ценная, но далеко не раритетная. Можно продать ее ценителю подобной литературы тысяч за двадцать — двадцать пять, если повезет, конечно. Правда, состояние книги не блестящее, но не оставлять же подобное сокровище в руках старого алкаша?

— Сколько вы за нее хотите? — рассеянно спросила Саша, затем открыла книгу на титульной странице да так и застыла от удивления.

А старик, вдохновленный ее интересом, самозабвенно продолжал говорить, прижимая к груди грязные руки с кривыми желтыми ногтями.

— Признаюсь, как на духу: очень не хочется продавать! Последняя из библиотеки, самая любимая, перечитанная много раз. Клянусь, не продал бы ни за какие деньги, но нищета замучила! Всего тысяча рубликов, девушка, и она ваша!

Саша подняла голову и уставилась на деда.

Было в его облике что-то неправильное, не поддающееся логике. Для опустившегося маргинала он говорил слишком правильно и очень удачно выбрал место, где можно предложить книгу, как раз рядом с библиотекой. И одежда его — старая, выцветшая, не походила на ту, которую подбирают на помойке. Но поверить, что рядом с ней обнищавший интеллигент, не давали два обстоятельства: мутные, сумасшедшие глаза и сама книга, из-за которой отчаянно заколотилось сердце.

На титульном листе красовался слегка расплывшийся от сырости, но хорошо знакомый вензель из двух затейливо переплетенных букв «Ф» и «К».

Федор Ковалевский? Без всякого сомнения. Дед всегда метил книги подобным экслибрисом. К тому же в его библиотеке имелись и более ранние издания.

Стараясь не выдать свой интерес, Саша закрыла томик и положила его на скамейку.

— Хорошо, куплю, — сказала она равнодушно. — Но красная цена ей двести рублей.

Старик прищурился, покачал головой и даже вроде как собрался пальцем погрозить, но сдержался и хрипловатым тенорком укоризненно произнес:

— Помилуйте, мадам, двести — это несерьезно! Исключительно из-за вашей неземной красоты готов уступить ее за восемьсот пятьдесят.

Саша пожала плечами и злорадно подумала: «Еще как продашь и никуда не денешься! Вон как перегаром несет!» Старик явно не похмелялся с утра, а дураков, кто готов скупать любую старинную ерунду, во всем городе не так уж много.

— Двести, и ни копейкой больше! — сказала она твердо. — Книга — ветхая, и переплет вот-вот оторвется!

— Ну, знаете ли! — возмутился дед.

Он вскочил на ноги, схватил книгу, прижал к груди и демонстративно сделал пару шагов в сторону. Продолжая игру, Саша отвернулась, выставила руку и стала безразлично разглядывать маникюр. Потоптавшись на месте, старик боязливо оглянулся на полицейский патруль, маячивший у входа в парк, махнул рукой и снова протянул книгу Саше.

— Ладно, уговорили! Берите за пятьсот пятьдесят!

— Нет, но так и быть, возьму за двести пятьдесят! Только из-за вашего бедственного положения, потому как книга мне особо не нужна.

Саша достала кошелек, отчитала двести пятьдесят рублей. Вид купюр подействовал на деда как взгляд змеи на кролика. Он перестал моргать, уставился на деньги, а затем зло поджал губы и протянул книгу.

— Согласен, берите!

Саша взяла томик, отдала деньги, с трудом сдержав желание тут же пролистать страницы, а вдруг найдется какая-то разгадка, как это водится в детективных романах, но сдержалась. Куда важнее было другое! Бомж, зажав в кулаке купюры, уже отвалил от скамейки, когда она окликнула его:

— Постойте, это точно ваша книга?

— Как на духу, милая, как на духу! — ответил он и быстро перекрестился.

Вот только вильнувший в сторону взгляд Саше не понравился.

— Я могла бы купить у вас, если имеется что-то подобное, — сказала она, стараясь не выдать волнение. — Для коллекции, так сказать. Больших денег, конечно, не обещаю, но пару книг потяну.

То, что молодая девушка всерьез заинтересовалась, каким образом в начале века лечили сахарный диабет, белую горячку и сифилис, было само по себе сомнительно, но кому какое дело? Старик, во всяком случае, ничего не заподозрил и даже обрадовался. Приосанившись, он шепеляво зачастил:

— Конечно, у меня еще кое-что осталось. Могу принести вам сюда к концу рабочего дня. Вы не против?

— Приносите! — кивнула Саша и спросила: — А как вас зовут?

— Соколов я! Александр Антонович! Между прочим, не так давно личность весьма примечательная. Я бы сказал даже — очень известная в определенных кругах.

Вероятно, он ждал, что Саша воскликнет: «О, Соколов! Слышала, знаю!» Но его фамилия Саше ничего не говорила, поэтому она недоуменно пожала плечами и промолчала. Не дождавшись восхищения, старик робко поинтересовался: