Сказки Бурого Медведя - Михаил Лепёшкин

можешь ты никем управлять, потому что сам холоп с рабской душою. И ничем этого из тебя не вытравить. А потому не управлять ты идёшь, а поклонение себе ищешь. Правитель прежде всего о других думать должен да творцом быть. А ты только приказы исполнять можешь. О себе только думаешь! Денег да почестей ищешь! Раб! Жену сгубил! Детей в полон продал. Ради чего? Ворога злого на друга ведёшь. Ради чего? Сколько людей до смерти запорол? Ради чего? А и жил ты вообще — ради чего? Ради чего? Ради чего? Ради чего?

«Ради чего? — звенело у Мякишки в голове. — Ради чего?» И образы всех забитых им по приказу Мешка и других хазар проплывали перед глазами как живые. А вот и жена, вот дочки его… Ради чего? Ра-ди че-го?

Упал он на колени, голову руками охватил. Стал раскачиваться вперёд-назад… Ради чего? Завыл он страшно, хазар перепугал, те аж костры водой залили да к бою приготовились.

Понял Мякишка наконец стариковы слова, будто наяву их услышал:

«Тебе, Мякишка, из грязи к чистой жизни идущему — белый камешек. Радостен будет путь твой, да горько прозрение».

Прозрел! Прозрел, что чистоту тот не на одежде видел, а в душе человеческой. И пришло оно, как есть горькое! Всю жизнь свою он хотел красиво жить да красоту снаружи видел. Всё над людьми возвыситься хотел. Возвысился, да прокляли они его. Вешка же вон, почитай городом правит, и народ к нему так и валит. Почему? Потому что не о себе думает. Даже учиться к Всеславу пошёл не для себя, а для людей. Чтобы для них, непутёвых, лучше сделать. Чтобы править творя, а не отнимая!

Успокоился немного Мякишка, к Марене взгляд поднял:

— Я отмолю. Старец чёрный говорит, что Бог всемилостив, что прощает он искренне раскаявшихся, и можно дальше жить. Новой жизнью!

— Бог простит, а ты сам? Для того чтобы новую жизнь начать, надо в старой умереть. И чем больше погани за тобой тянется, тем меньше тела твоего в новой жизни остаётся. А потому, очистившись, ты этот Мир покинешь. Вот Вешка уже два раза умирал, да заново рождался. Раз Вешем, другой Вольгой. Скоро третий раз предстоит.

— Так его убьют в этой битве?

— А ты хочешь, чтобы его убили?

— Нет! Нет! Не хочу! Пусть хоть он мне не грезится! Я ведь таким же как он мог стать!

— Вот видишь, опять ты только о себе думаешь. Но не бойся. Свадьба у него будет. На ней молодые для старой жизни тоже умирают, и в новую идут. Новыми людьми становятся, и из двоих одно новое существо получается. И имя ему — Род!

— Так что делать-то мне?

— Вот опять ты, холоп, приказа ждёшь! Хоть раз в жизни сделай что-то самостоятельно! Прими решение САМ! А сейчас уходи к своему господину поганому.

Встал Мякишка да поплёлся к хазарам. Те его увидели — успокоились, а Мешок про невольницу вспомнил:

— Де дефка? Куда дел, халоп?

Подскочил Мешок к Мякишке, хотел плёткой огреть, да ненароком в глаза ему глянул. А глаза те пусты были. Ни тоски, ни страха обычного в них нет. Опустилась рука с плетью, и прошёл Мякишка к своему костру, лишь равнодушно через плечо бросил:

— Нет её больше в этом Мире.

Утром собрались хазары дальше в путь. Повёл их Мякишка тропами едва различимыми. А у самого всё в голове стучало: «Ради чего? Ради чего? Ради чего?»

И видел он жизнь свою мелкую как на ладони. Ради чего? И ведёт он врагов к Вешке ради чего? Тот один у него остался, ради кого ещё стоило бы жить, а он врагов на него ведёт. Ради чего? Вишь, свадьба у него скоро. Ради чего? А ради Жизни! Ради Жизни Вешка женится! И опять — не себе, а чтобы другим её дать! А он Врагов на него ведёт… ради чего? Как там Мара сказала: «Хоть раз в жизни сделай что-то самостоятельно! Прими решение САМ!»

Сам! Сам! Сам!

И увидели хазары, как подошёл Мякишка к зыбуну, повернул лицо, светом каким-то озарённое, и сказав радостно:

— Ради Жизни! Сам! — бросился головой в трясину…

Долго стояли изумлённые хазары, да потом по сторонам оглянулись, а вокруг топи сплошные. Куда ни пойди, везде зыбуны да трясины. Поняли хазары, что в ловушке они. Завёл холоп проклятый! Стал Мешок воинов своих по одному в разные стороны отправлять тропу нащупывать, да пропадали в трясине все посланные. Наконец один он остался, с мешком своим неподъёмным, и видит — дева стоит.

— Эй, халопка! Вивиди мене атседа, я тибе целый залатой дам! Два залатых!.. Тири!

— А почему только три? Я его всё возьму!

Поскользнулся тут конь Мешков да в трясину ухнул. Выше брюха увяз и всё ниже опускается. Смотрит жалобно — помоги, мол, хозяин. Я тебя столько возил да прихотей твоих исполнял, от смерти выносил…

Но Мешок только мешок свой и видел! Вот уходит тот на дно. Вся жизнь его уходит! Все надежды! Кинулся он мешок свой спасать… да в зыбуне и сгинул!

А Топлюга коня невинного топить не стала. Тот лишь ноги вытянул, а там дно твёрдое, да и глубина небольшая. Выбрался он на тропу да пошёл к людям с мешком притороченным. Топлюга же его в Доменки и направила, там ведь свадьба скоро, пусть от неё подарок молодым будет!

Аккурат перед тем за день в Доменках вече собралось. На вече узнал народ, что сила великая идёт их воевать. Аж целых шесть сотен воёв хазарских! Да они и княжескую дружину таким числом сметали, а тута всего тридцать воёв в бою не испытанных, да ещё сотня с половиной обычного люда! Да где это видано, чтобы такое «войско», да против стольких хазар выстояло? Стали бабы причитать как по покойнику. Просить дани дать хазарам, может и смилостивятся? Может хоть детей пожалеют, а они, бабы, все как одна готовы в полон идти, чтобы детушек своих в целости сохранить! И так они говорили, и этак кричали, но вышел на лобное место Вольга:

— А зачем пришли вы ко мне с детьми своими? Оставались бы у Мешка да жили там.

— Так ить у него холопами жить, а тут воля!

— А коли он волю нашу отнять хочет, детей холопами сделать, а девок в наложницы продать, что делать будем?

Стали бабы снова выть, да мужики на них зацыкали и домой прогнали.

— Неча тут кота за хвост тянуть!