Лабиринт Мечтающих Книг - Вальтер Моэрс

– Только с новым обозначением профессии пришлось пойти на небольшую уловку, с которой библиократы из администрации, конечно, с готовностью согласились. Несмотря на то что охотники за книгами были изгнаны из Книгорода, никому не было запрещено появляться здесь в причудливом снаряжении или искать в катакомбах редкие книги. И в течение нескольких месяцев обороты вновь увеличились.

Овидос собрал свои принадлежности для курения и собрался уходить.

– Это, собственно говоря, вся история либринавтов или новых охотников за книгами, если тебе угодно их так называть. Согласись, ничего особенного. Боюсь, тебе придется с этим смириться, так как они все еще пользуются большой популярностью в Книгороде. К сожалению, я должен с тобой проститься. Ты понимаешь – семья! Было очень приятно поболтать. Может быть, встретимся еще раз. Заходи как-нибудь в гости!

Он придвинул мне визитную карточку со своим адресом, поднялся и с достоинством зашагал к выходу.

«Как король в ссылке», – подумал я, глядя ему вслед. Было замечательно встретиться с ним и увидеть, что у него все в порядке.

После этого я тоже стал собираться, и в буквальном смысле был последним, кто покинул дымительную. Кроме меня и ядовитого дыма в ней уже никого не было. У двери я еще раз остановился, потому что у меня возникло ощущение, что я забыл что-то очень важное. Я задумался, и потом меня осенило. Я забыл сделать то, ради чего я, собственно, сюда приходил: я забыл выкурить свою последнюю трубку.

Тот, кто хотя бы однажды побывал в той или иной пивной, наверняка знает такой феномен: ты часами сидишь в питейном заведении, смело употребляешь алкогольные напитки и, тем не менее, не чувствуешь никакого опьянения. Потом выходишь на свежий воздух, и – бац! – совершенно неожиданно алкоголь, соединяясь в крови с кислородом, проявляет свое полное действие. И ты внезапно ощущаешь себя пьяным настолько, насколько заслужил.

Примерно нечто подобное я испытал, покидая дымительную. Я, правда, не употреблял алкоголь, но непроизвольно пропустил через дыхательные пути огромные количества размягчающих мозг веществ, отчасти экзотического происхождения. И неожиданно я почувствовал, что едва могу держаться на ногах. Я выскочил на улицу и едва не потерял равновесие. Земля опрокидывалась то влево, то вправо, как будто я стоял на корабле при большой качке и надо мной в бешеном вихре кружились звезды. Звезды? Да, пока мы беседовали, наступила ночь.

Я сделал пару неуверенных шагов и ухватился за стену дома, чтобы не упасть без сознания. Но тут мое кровообращение и чувство равновесия стабилизировались, и наступило поразительное ощущение счастья, настоящая эйфория. В дымительной я находился под воздействием какого-то особого дурмана. Где еще можно испытать на себе действие такой неожиданной экспериментальной смеси наркотических средств и при этом сделать это не намеренно, как произошло в моем случае? Вероятно, в этом заключалась тайна очевидной популярности дымительной. Туда ходили вовсе не для того, чтобы покурить, а для того, чтобы подивиться тому, что испытывают другие. Наверное, о моем состоянии лучше всего свидетельствовало то, что я не смог бы сформулировать, как я себя чувствовал. Я не находил для этого слов.

Когда я в некоторой степени смог себя контролировать, я огляделся. Ночное уличное освещение сияло нереальными красками, почти как на картинах Эдда ван Мурка, великого мастера Гральзундской Демонической живописи. Дома покачивались в разные стороны, и в воздухе висел многоголосый шепот. Все это не вызывало у меня страха, а наоборот – подняло настроение. Когда я попытался схватить голоса в воздухе, то увидел, что у меня на одной руке десять пальцев, что меня не поразило, а вызвало глупую усмешку. Асфальт под моими ногами был мягким и теплым, почти горячим, что меня тоже развеселило. Я еще никогда не находил ходьбу столь увлекательной! Мне казалось, будто я иду гигантскими шагами на нереально длинных ногах по бесконечной перине, подобно гигантскому аисту. Люди, шедшие мне навстречу, были прозрачными и на мои шутливые замечания реагировали лишь квакающими, совершенно непонятными звуками. Казалось, я находился в эхокамере, которая увеличивала любой шум: мои шаги на тротуаре, стук конного экипажа, хлопанье дверей. Возможно, я открыл не ту дверь дымительной и попал в иное измерение, в котором все было более интенсивным, интересным и веселым!

Батюшки мои, наверное, я хотел пить! Мое горло настолько пересохло, что язык прилип к небу. Мне нужно было непременно что-то выпить! Что-нибудь! Итак, тяжело ступая и постанывая, я брел дальше по ночным улицам в поисках какой-нибудь забегаловки, и меня то и дело сотрясали приступы неконтролируемого смеха. Может быть, у меня началась лихорадка? Да, но это, черт подери, была замечательная лихорадка! Если это и был симптом болезни, то я никогда не хотел бы быть вновь здоровым! Я решил для себя с этого момента регулярно посещать дымительные Книгорода, одну за другой.

На этих улицах было много лавок со всякими сувенирами: с дешевыми безделушками, вроде снежных шаров с достопримечательностями Книгорода внутри, с плохими копиями произведений из «Золотого списка», пестрыми почтовыми открытками с приветом из Города Мечтающих Книг и неизбежными марионетками, внешность которых напоминала знаменитых писателей. Меня чрезвычайно развлекали эти магазины, как, собственно, развлекало сейчас все. И хотя меня мучила жажда, я останавливался почти у каждой второй витрины, испытывая при этом сильнейший приступ смеха. Я прошел мимо очередного магазина, и в темноте трудно было разобрать, что было выставлено в его витрине. Но краем глаза я уловил что-то, что показалось мне знакомым и привлекло мое внимание. Когда я присмотрелся, то увидел, что вся витрина была уставлена книжнецами!

Я остановился как вкопанный. Над входной дверью магазина висела вывеска, из которой можно было понять, что это был «Специализированный магазин литературных скульптур», то есть здесь можно было приобрести вырезанные, вырубленные или вылепленные подставки под книги, пресс-папье, бюсты литераторов или строго соответствующие масштабу миниатюры печатных станков. Но в витрине были выставлены исключительно уменьшенные копии книжнецов невероятно высококачественной работы. Я был порядком удивлен. Мастеру удалось воспроизвести миниатюры с удивительной точностью. Он, должно быть, был хорошо посвящен в детали жизни книжнецов, что меня поразило, так как, кроме меня, лишь совсем немногие избранные особы могли видеть их вживую. Или это тоже претерпело свои изменения? Особенно одну скульптуру я находил восхитительной. Она изображала двух книжнецов за печатанием. Печатная машина была уменьшена в соответствии с масштабом, включая лежащие вокруг нее листы рукописи.

Да, именно так это выглядело внизу, в лабиринте у книжнецов. Я самолично, собственными глазами видел такие сцены. Потом я обнаружил в витрине маленькую табличку. На ней было написано от руки: