Дно разума - Алексей Атеев

– Менты – это милиция?

– Само собой. Увидели рыжье. Ага, говорят, это ты, Баня, квартиру обнес? И подельника мочканул?! Ну вообще, молодец. Вилы тебе, фраер бацильный. Свои же и кокнут. Поскольку ты вора авторитетного замочил.

– А с монетой что?

– С монетой? Так менты ее с собой забрали.

– Нет, не с золотой, а с серебряной?

– И ее, наверное, прихватили.

– У них ее нет.

– А ты откуда знаешь?

– Своими глазами изъятое видел.

– Так ты все ж таки, выходит, мусор?

– Я не из милиции, а профессор физики. Меня эта монета интересует. Может, она у вас осталась? Завалилась куда-нибудь?

– Куда тут заваливаться, – оскалил железные зубы Дохлый. – Видишь: шаром покати.

– Куда же она делась?

– Вот не знаю! Прихватил, надо думать, кто. Пацанята эти… Постой. Вспомнил! Ее Скок в руках вертел. Точно, Скок! А потом менты ввалились… Видать, Скок ее в карман и сунул. И вместе с ней свалил. У него она. Зуб даю, у него!

Отгремели гудки автомобилей и звонки трамваев, отшумели, отвизжали и отахали зрители и постепенно разошлись. Наконец, подъехали хмурые граждане, извлекли из-под вагона останки Фофана, погрузили в катафалк и куда-то увезли. Движение возобновилось. Даже лужа крови была смыта с асфальта струей из поливальной машины. Словом, уже через час на перекрестке почти ничего не напоминало о случившемся происшествии. Лишь одинокий черно-желтый штиблет фасона «Манхэттен» валялся на обочине проезжей части, возле решетки водостока.

Но Скок все еще не покинул места трагедии. Еще загодя он вылез из волнующейся толпы, прислонился к витрине обувного магазина, находившегося поодаль, и оттуда наблюдал за происходящим. Он никак не мог понять: почему так получилось?

За свою пускай и относительно короткую, но насыщенную событиями жизнь Скок не раз сталкивался со смертью. На лесосеке, совсем рядом с ним, упавшее дерево раздавило человека; на пересылке один заключенный зарезал другого из-за неправильно сказанного слова; а однажды зимой у него на глазах под лед провалился трактор вместе с трактористом. Но все это были самые обычные, характерные для тамошней ситуации смерти. А здесь?.. Почему это ни с того ни с сего Фофан сам залез под трамвай? Никто его нарочно не толкал. В угнетенном состоянии он не пребывал. Наоборот, Фофан нагло демонстрировал свое процветание и успех. И вдруг такой финал!

Нелепо и в высшей степени невероятно. Скок готов был поклясться самому себе, Фофан залез под трамвай самостоятельно. А может, вдруг пришло на ум, вовсе не самостоятельно, а по чьей-то злой воле. Но чьей?! Он вдруг вспомнил последнюю минуту своего общения с Фофаном. Тот так ему надоел со своими приставаниями на предмет посещения ресторана, что Скок не только послал его подальше, но и мысленно пожелал ему смерти.

И пожелание немедленно исполнилось!

Разве это не странно? Более того, не страшно?!

Но, возможно, это простое совпадение? Ничего подобного со Скоком раньше не происходило. Фофан, безусловно, не первый, кому Скок мысленно, а то и вслух, желал смерти. Ну и что?! Эти дурацкие пожелания не только не сбывались, но очень скоро и вовсе выветривались из памяти.

По большей части уголовники – народ не суеверный. Встречаются, конечно, типы, верящие в сглаз, в приметы и в прочую чушь. Однако Скок был не из их числа. Конечно, по камерам и в лагерях болтают всякое. Слышал он побасенки об оживших трупах, о привидениях, о мести мертвецов своим убийцам, но относился к этим рассказам как к занимательным, но абсолютно фантастическим историям. Лишь однажды он соприкоснулся со сверхъестественным.

В ту пору он отбывал срок далеко на севере, в уединенном лесном лагере, вдали от всякого жилья. Отсюда не бегали. До ближайшей железнодорожной станции было пятьсот километров, а вокруг простиралась дремучая тайга да топкие болота. Только лесовозы сновали туда-сюда по разбитой дороге. Но на лесовозе не спрячешься. А посему режим был вполне терпимый. Однажды Скока и еще одного пожилого заключенного, которого все звали дядя Боря, послали на дальнюю делянку, за десять километров от лагеря, где бригада лесорубов «гнала кубометры». Стояло короткое северное лето, и, поскольку каждый день топать туда и обратно в такую даль было невмоготу, ночевали лесорубы в палатках, под присмотром двух конвойных. Скоку и дяде Боре поручили доставить бригаде продукты и тут же возвращаться назад.

После того как хлеб и консервы были сданы из рук в руки «бугру», Скок и дядя Боря подались назад в лагерь. Шли молча, лишь отмахивались от надоедливой мошки березовыми ветками.

– Я тут чалился еще при Усатом, – неожиданно заметил дядя Боря.

– При каком Усатом? – не понял Скок.

– При Сталине.

– Ну и как?

– Тогда режим не в пример строже был, – сообщил дядя Боря. – Особо при Одуване.

– Кто это – Одуван?

– Начальник лагеря майор Одуванов. Зверюга, каких поискать! Чуть что, стрелял. Шаг в сторону – побег. И бах в лоб из шпалера! С десяток зэков таким макаром на тот свет отправил. А однажды человек двадцать в побег ушло. Так их нагнали и всех как одного на месте положили.

– И кто же бежал? – спросил Скок. – Воры?

– Нет, солдаты.

– Суки, что ли?

– Какие суки!.. Бывшие военнослужащие. Был тут такой Пикунов. Тоже майор в прошлом. Вот он и подбил на побег фронтовичков. Разоружили они конвой, захватили пару автоматов – и в тайгу. Дураки! Куда бежали, зачем?.. Ну, тут неподалеку их и накрыли. Место то прозывается Долина Смерти.

– Первый раз слышу.

– Молод ты еще. И вот что я тебе скажу, пацан: они и сейчас там.

– Кто они?

– Убиенные, само собой. Кто еще…

– Ну ты даешь, дядя Боря! – засмеялся Скок. – Как же они там могут быть? Ведь их же убили.

– Не веришь – можешь сам убедиться. Пошли туда…

– Далеко, наверное?

– Через хребет перевалить, и мы там.

– Не тянет.

– Испугался?

– А чего мне бояться?

– Ну так поканали?

– Чего там делать?!

– Сам убедишься, что они до сих пор там.

– Ладно, черт с тобой, дядя Боря. Идем.

Они свернули с дороги, по которой ездили лесовозы, и через некоторое время вышли на едва заметную тропу, которую Скок вряд ли бы заметил, не будь с ним дяди Бори. Тропа понемногу поднималась вверх, и вскоре Скок заметил одну странность. Идти было чрезвычайно легко, поскольку складки подъема образовывали нечто, напоминающее ступени. У Скока возникло впечатление, что ступени эти созданы искусственно. Но когда и кем? А главное, для чего?