Он моя проблема - Марина Риччи

уронила Самойлова, — вру я, переходя на нормальный тон. Мое объяснение больше для Кати Гусевой, чем для Женьки. Ей мне все равно рано или поздно придется сказать правду. — А вы почему так быстро на второй этаж поднялись? Первый уже весь осмотрен?

— На первом этаже дурдом, — зевает Катя. — Богданов где-то нашел хрустальный шар и заставил Настю проводить спиритический сеанс. Они все сидят за столом и общаются с духом Оганесяна. А он ничего сам не знает и, вместо убийств, рассказывает им про футбол и предсказывает всякие гадости.

— То есть все наши там, вместе?

— Ильинского нет, этот маньячно все обыскивает. Юлька приходила и уходила. Ольга сначала была, потом ушла в подсобку к Татьяне Сергеевне, тапочки искать. Сказала, в уггах ногам жарко. Вас вот еще.

— Но мы ушли уже минут пятнадцать как, осмотрели бильярдную и сюда пошли. За это время кто-то еще мог улизнуть с сеанса и попытаться грохнуть Машу, — говорит Женя, автоматически начав приводить мои волосы в порядок. — Так что круг подозреваемых не очень-то сузился.

К нам, даже не запыхавшись, возвращается Леша Терентьев.

— Никого не догнал. Он как растворился. Только дверь черного хода была на улицу настежь распахнута. Наши вроде до сих пор духов вызывают, я мельком заглянул. Ильинский, в комнате с роялем, кверху задом ползает, полы простукивает.

— Так мы будем еще неделю расследовать! — сокрушаюсь я. — Хоть бы какие-то новости были.

— Ну вот новостей у меня как раз целых две, — криво ухмыляется Леша. — Хорошая — я заглядывал на кухню, и Татьяна Сергеевна сказала, что скоро будет нас кормить. А плохая — это то, что на полке над плитой стоит здоровенная винтажная банка с надписью «крысиный яд».

Удар гонга, раздавшийся в этот момент, заставляет всех нас вздрогнуть. Кажется, за обедом трупов у нас прибавится.

Мы с Женькой идем к обеденному залу немного остав от остальных.

— Ты как? — спрашивает она, внимательно вглядываясь в мое лицо. — Держишься пока или уже что-то отколола?

Вместо ответа я тяжко вздыхаю и тру руками глаза.

— Пожалуйста, держи себя в руках. Ты же не хочешь повторения того инцидента в летнем лагере.

Вообще не хочу. Тот инцидент я пытаюсь забыть, как страшный сон, мне стыдно за него даже спустя годы.

— Не знаю, что ты успела сделать, — продолжает она, — но ты явно травмировала Самойлова. Видишь, как он на тебя оглядывается все время? Или смотрит не мигая, когда думает, что ты не видишь. Будь осторожней, не порть с ним отношения. Я же знаю, что ты до безумия хочешь выиграть.

— Нет-нет, об этом можешь не волноваться, — отвечаю я, сглатывая ком в горле и стараясь звучать максимально искренне. — Мы с ним тут прямо-таки подружились.

Но я действительно не замечала, чтобы он на меня как-то особенно смотрел. А если смотрит, то почему?

Ох черт. А что, если история с дротиком была просто для отвлечения внимания? Или я своей выходкой сорвала коварные планы?

Уж не хочет ли Самойлов меня убить?

Глава 31

Сидя за столом, я ковыряюсь вилкой в салате и с подозрением смотрю по сторонам. Кто же хотел меня убить и почему?

По пути на обед, мне пришла в голову одна идея и мы с Женей ненадолго заходили в кабинет. Моя догадка подтвердилась и найденное теперь покоится у Женьки в декольте. Только вот она могла бы скрывать это немного лучше, и не поправлять свой бюст каждые пять минут.

Ильинский косится на нас не менее подозрительным взглядом. Он тоже что-то нашел? Блин, нифига же не скажет. Надо просто вести себя естественно и держаться от него подальше.

Зато Самойлова просто не узнать. Он шутит, болтает, смеется. Куда подевался молчаливый сонный Стас? Подменили его что ли?

Сидящие за столом вроде не проявляют никаких признаков отравления, а напитки все обильно сдабривают сахаром. Карен Оганесян вообще уплетает за обе щеки, пользуясь тем, что его уже убили. Они с Денисом сели за стол совсем недавно, заигравшись в спиритический сеанс. Еще бы! Карен, наверное, в жизни не молчал столько, сколько сегодня, хоть на сеансе отвел душу.

А вот Ольги до сих пор нет. И очень жаль, мне не терпится увидеть, как она будет есть с такими пышными усами. Я верчу головой, пытаясь понять, куда она подевалась. Сквозь звон тарелок и вилок я слышу какой-то странный звук.

— Тихо! — командую я и снова прислушиваюсь. — Слышите?

— Кто-то кричит, — побледнев говорит Женя.

Я срываюсь с места и бегу. Ольга лежит у основания лестницы, подперев рукой щеку и нервно барабаня пальцами второй руки по паркету.

— Оглохли вы там что ли? Ору вам, ору! Найдите меня уже, я тоже хочу есть! — договорив, она раскидывает руки и ноги в стороны и утыкается лбом в пол. В руке, подпиравшей щеку, нахожу обгоревший кусочек бумаги и по возможности незаметно засовываю себе в рукав. Когда к лестнице подходят остальные, я уже обшариваю ее карманы.

— Как ты быстро бегаешь, — недобро поглядывает на меня Ильинский.

— Это просто ты тормоз. Это было в ее, то есть, его кармане, — я протягиваю ему вырванную страницу из Энциклопедии искусств. Он хватает ее, как коршун и рассматривает.

— Здесь о древней Абиссинии. Оружие, маски, идолы. Они делали всякие штуки из золота, почти утерянные. А к нам это как относится?

— Значит, как-то относится, — отвечает ему Стас с верхней ступеньки. — Тут следы борьбы. Осторожно, не затопчите ничего!

На верхней ступеньке лежит вырванный кусок ткани, видимо, из Ольгиного пиджака. Наверное, тут они схватились с убийцей, прежде, чем он ее толкнул.

От лестницы, к одной из дверей, ведут следы, нарисованные мелом. Две пары. Следы крупные, не похожи на женские. К закрытой двери Ильинский успевает первым, вы вламываемся за ним.

Это кабинет хозяина дома. Мы уже его осматривали, но ничего не нашли.

— В камине что-то жгли, — Самойлов берет кочергу и шевелит обрывки бумаги. — Может, еще получится что-то прочитать.

— В ящике стола тайник! — сообщает Женя. — Смотрите, тут двойное дно и отсюда явно все вынули.

— Это завещание, — Стас сгребает обрывки в совок и высыпает их на серебряный поднос. — Попробуем что-то разобрать.

Спустя почти час, паззл из обгоревших обрывков собран. Не хватает нескольких кусков, но уже можно что-то разобрать.

— «Моей неверной… В пользу церкви… Дорогому другу… Достойной пленнице? Племяннице?… Прошу прощения… Проклятый идол… Все остальное… моей…» Моей кому? — Ильинский снова шевелит кочергой угли в камине. — Куска не хватает!

У меня возникает идея. В каминном зале,